Голос был слабеньким, плавность речи нарушалась плачем, слезы катились по гладким щекам малыша. Мать прикусила нижнюю губу. Конечно, зря она накричала на маленького ребенка. У него было так мало игрушек, и куда еще он мог пойти, кроме, как в лес или в поле с отцом? Осенью будет лучше, когда он пойдет в школу. Но она была напугана его отсутствием и утешала себя тем, что ее наказание пойдет ему на пользу. Она вернулась к своему занятию — ей надо было приготовить ужин для мужа.
По всему городу и пригородам силы безопасности раскинули свои сети. Более пятисот машин — грузовиков и фургонов — были выведены на улицы. На них были цвета Примо Селере, и Сквадра Воланте, и Сквадра Мобиле. Другие же были украшены ярко-синими цветами карабинеров. Были и машины без опознавательных цветов. Из секретной службы. Правительственные службы готовы были по первому сигналу ринуться куда им укажут, если инженеры, располагавшиеся в подвальном помещении Квестуры смогут указать на карте место, откуда звонил Джанкарло Баттистини. Моторы работали вхолостую, водители постоянно сверяли часы, на задних сиденьях машин и металлическом полу фургонов лежали автоматы. Огромная армия, обреченная бездействовать до момента, когда поступят приказы и инструкции, без которых она окажется беспомощной и бесполезной силой.
На пятом этаже Квестуры в центре контроля техники исчерпали все возможные цвета огней, которыми они отмечали на настенной карте положение машин перехвата. Время подползало к восьми часам, замирали разговоры и движение, оставался только бессмысленный гул аэрокондиционной системы.
Мрачный Франческо Веллоси, выглядящий не моложе своего возраста, прошел от центрального входа Виминале до своей машины, которая ждала его в верхней части полукруглой подъездной аллеи. Люди, которые должны были сопровождать его в Квестуру, ерзали на сиденьях автомобиля, предназначенного последовать за его машиной. Усевшись на заднем сиденье, он услышал звяканье оружия. Из комнаты наверху за ним наблюдал министр. Когда он уехал, министр возобновил свое хождение по ковру, напоминающее метание тигра в клетке. Он будет узнавать по телефону о том, что произойдет ночью.
Ничто не задержало Джанкарло. Яркий лунный свет освещал ему путь. Поток транспорта был непрерывен, конечно, здесь и должны были быть машины, потому что это был летний курорт недалеко от Рима, и ни один шофер не усмотрел бы чего-нибудь необычного в молодом человеке с длинными волосами, похожем на студента, в рубашке с короткими рукавами и в джинсах, которые были униформой безработных. Потому он и не старался прятаться от слепящих лучей фар.
Он спускался вниз по холму, пока не увидел отражение огней траттории и баров, дрожащих на гладкой поверхности воды.
Только иногда он украдкой бросал взгляды на медленно двигающиеся стрелки часов. Эти дураки с их женами и девицами, они узнают о Джанкарло Баттистини. Те, кто нетерпеливо пробегал мимо него к своим машинам, узнают о нем завтра. Завтра они будут знать его имя, они будут перекатывать его на языке и пробовать на вкус, и будут пытаться узнать как, что и почему.
Мостовые поблизости от озера были заполнены теми, кто бесцельно фланировал вместе с толпой. Они не смотрели на юношу. Они чувствовали что ни их жизни, ни бизнесу ничто не угрожало и не обращали на него внимания.
Киоск в ресторане, где помещался телефон, был пуст. Он снова взглянул на часы. Терпение, Джанкарло, еще несколько минут. Он вытащил жетоны из узла в платке, в который они были завязаны. Изнутри слышались шум и приобретенное за деньги ликование.
Оттуда, где он стоял, отделенный стеклянными стенами кабинки, ему были видны рты, лопающиеся от еды, руки, хватающие бутылки с вином, животы, раскачивающиеся над столами. Завтра они не будут кричать и хохотать. Завтра они будут говорить о Джанкарло Баттистини до тех пор, пока новость не поглотит их, не сожжет их — и это будет достигнуто одним звуком его имени. Его имени!
Отец ребенка пришел в свой фермерский дом с каменными стенами и оцинкованной крышей, когда свет померк и больше нельзя было работать в поле. Усталый человек, которого клонило ко сну, он хотел получить ужин, сесть на свой стул к телевизору отдаться отдыху.
Жена отчитывала его за позднее возвращение и, попилив некоторое время, поцеловала слегка, будто клюнула, в его огрубевшую, покрытую волосами щеку. Для нее он был хорошим человеком, работящим и несущим бремя ответственности, лояльным к своей семье, зависящим только от силы своих мускулов, благодаря которым он зарабатывал на жизнь на жестких склонах холма, где были его поля. Скоро должен быть готов его ужин, и она принесет его на подносе в гостиную, где стоит старый телевизор, представляющий им мир в черно-белых тонах, телевизор, гордо возвышающийся на грубом деревянном столе. Может быть, позже мальчик сможет посидеть с ним, потому что ее гнев прошел вместе со страхом за него. Но это будет возможно только, если он не заснет.