Крамнэгел

Наступило молчание. Сэр Аарон покручивал в руке свой второй стакан розового джина, пристально разглядывая плескавшуюся в стакане жидкость и как бы пытаясь увидеть в ней будущее.

– Есть ли у вас хоть малейшее представление о том, почему нормально устроенный человек вдруг стреляет в другого человека в пивной?

– А почему китаянки уродуют себе ноги, или африканцы удлиняют себе шею с помощью колец, или буддийские монахи сжигают себя на улицах, чтобы придать большую убедительность своим аргументам?

– Иными словами, вы считаете его поступок настолько для него естественным, что тут и объяснений не требуется?

– Пожалуй.

– Но почему же такого не бывало раньше?

– Может, и бывало.

– Вы хотите сказать – здесь, у нас?

– Да, разумеется.

– Ужасно.

Снова пауза.

– У вас ведь есть внуки?

– Целых четверо маленьких попрошаек. Только не говорите мне, что жаждете взглянуть на их фотографии. Я умышленно не ношу с собой фотографии моих родных.

– Вот еще одна черта характера, из-за которой вам трудно понять американцев.

– Да что американцы – англичане ведь тоже путешествуют. И, распаковывая чемоданы, первым делом достают нечто вроде складного алтаря, на котором красуются все, кого они успели произвести на свет. О боже мой, да ведь если человек не способен запомнить, как выглядят его жена и дети, он просто их не заслуживает. Но почему вы заинтересовались моими внуками?

– Они ведь смотрят вестерны, верно? – спросил сэр Невилл, благодарно посмотрев на Билла, который несколько раньше навел его на эту мысль.

– Да что внуки! Я сам смотрю вестерны, старина. Жизнь была бы много беднее без столь простых выходов из положения и столь простых решений. Тем не менее это вымысел, а не реальная жизнь.

– Как бы далеко ни заходил вымысел автора, он ведь всегда – пусть отдаленно – основывается на реальной жизни.

– Верно, только людей таких в жизни не бывает, я это хотел сказать.

– Где-то они есть. Почти такие.

– Я вам не верю.

Сэр Невилл решил зайти с другой стороны:

– Если вам нравится опера, вы ведь обычно ходите в оперу ради музыки, а не ради сюжета, не так ли?

– Я не люблю оперу.

– Я тоже не люблю оперу, но если бы мы ее любили, то ходили бы в театр слушать музыку, а не затем, чтобы выяснить, кому достанется девушка, а кому – нож под ребра. То есть проникновенная мелодия может тронуть даже обывателя, в то время как история шута, в бурю и дождь несущего в мешке труп своей дочери, явно абсурдна.

– Верно... И все-таки было же дело буквально на днях: какой-то безработный комик – нелепейшее убийство века...

– Абсолютно точно. Вы сами сделали вывод, к которому я вел. Процесс, о котором вы говорите, даже бульварную прессу вынудил проявить интеллект, и она окрестила его «Делом Риголетто».

– Ваш вывод мне ясен. Я и сам к нему пришел. Нет такого абсурда, который не мог бы случиться в жизни. – И сэр Аарон неожиданно спросил: – Кто защитник?

– Крэмп.16

– Крэмп.

Оба произнесли это имя как нечто малозначительное, и, однако же, им было все сказано, будто собеседники обладали умением читать мысли друг друга. В интонациях не слышалось никакой злобы. Скорее даже звучал некоторый оттенок восхищения, и все же оставался стойкий привкус чего-то ограниченного, лишенного полета, ибо, разумеется, сама фамилия уже создавала ощущение узости и заземленности. Собеседники задумались.

– Я полагал, что защиту поручат Мод Эпсом.

– Так и было. Но человек, которого вы именуете «нашим американским гостем», дал ей отвод.

Сэр Аарон состроил гримасу.

– Он совершил ошибку.

– Разумеется.

– Ваша, должно быть, идея – пригласить Мод Эпсом?

– Сознаюсь – моя.

– Я так и думал. Что же, пообедаем? – сказал сэр Аарон, впервые за всю беседу по-настоящему оживляясь.