То была не просто личная неудача. То была трагедия всего передового русского общества 80-х годов прошлого века. Россия переживала тяжелый период. Как верилось всем в 70-е годы, что народ, продолжавший и после отмены крепостного права жить в нищете и бесправии, поднимется, наконец, на борьбу за свои интересы. Что российский крестьянин ощутит собственную силу и с помощью революционеров-народников переделает жизнь по-новому. И народники тогда пошли по деревням пропагандировать свободолюбивые идеалы, знания, правду (знаменитое «хождение в народ»). Но крестьяне еще были слишком забиты и невежественны.
Большинство не понимало, что эти странные люди, пришедшие к ним, отказались от собственного уюта и благополучия ради них, мужиков, что это их защитники. Нередко мужики сами выдавали «смутьянов» жандармам. Много героев-одиночек ушло на каторгу, в тюрьмы, в ссылку. Правительство принимало все более жесткие меры. Народнические иллюзии разбились. Наступила реакция. Трудное это было время.
Крамской, как и вся русская интеллигенция, тяжело переживал происходящее. Порой и ему казалось, будто не достигшее цели народническое движение привело к крушению идеалов. Но душа его восставала. Да, он не увидел крестьян свободными. Однако такое время непременно должно наступить. Народ в конце концов поймет, кто его друг, а кто - враг. Станет хозяином своей судьбы.
Иван Николаевич горячо верил в высокое предназначение человеческой личности, в силу общества. Он хорошо помнил слова Чернышевского, дорогого учителя их поколения: «…человеческая личность есть высшая красота в мире… Отдельные люди соединяются в одно целое - в общество; и потому самая высшая сфера прекрасного - человеческое общество». Всю жизнь, всем своим творчеством следовал Иван Николаевич этому завету. Утверждал его своим портретным искусством.
Расстроенный неудачей с большим полотном, Крамской не отдавал себе полностью отчета: не оно - главное произведение его жизни. Было бы легче сознавать, что главными продолжали оставаться те картины и портреты, в которых он стремился познать современного ему человека, его психологию. Эта «человеческая» суть творчества художника и составляла всегда основную, непреходящую ценность его дарования. Помня о высоком нравственном воздействии, какое оказывает на людей искусство, Крамской, конечно, верил, что его произведения также помогут людям (а в итоге - обществу) стать лучше, чище, духовнее, сильнее. Это будет означать одно: он работал не зря. И художник продолжал воспевать Человека.
24 марта (5 апреля по новому стилю) Иван Николаевич торопился в свою мастерскую. Сердце в тот день не напоминало о себе. Он был бодр. Порадовался своему хорошему самочувствию. С тревогой взглянул на часы - не опаздывает ли. В 11 часов был назначен сеанс доктору Раухфусу. Его портрет Иван Николаевич готовился делать с удовольствием. Сколько раз знаменитый детский врач Карл Андреевич Раухфус склонялся над его заболевшими детьми. У кого горло саднит, кого кашель замучил, у кого живот болит - тут же появлялся Карл Андреевич. Посмотрит, посидит, успокоит, лекарство выпишет… Как давно это было. Теперь дети выросли, доктор уже не приходил к Крамским. Но теплое чувство к нему осталось у художника навсегда.
Сеанс начался вовремя. Приветливо поздоровавшись, Крамской усадил доктора так, чтобы свет яркого весеннего дня ровно падал на его спокойное, доброе лицо. Сам пристроился у мольберта. Работа не представляла труда. Каждая черточка в лице врача была хорошо знакома художнику. Несколько часов кряду его точная кисть наносила мазок за мазком.
- Не передохнуть ли вам, Иван Николаевич? - спросил Раухфус.
- Я вовсе не устал. Работается прекрасно, - весело ответил Крамской.
Он действительно чувствовал себя в ударе. Давно так легко не писалось. Вот уже и голова полностью готова. Лицо, как всегда, - точное воспроизведение оригинала, и выражение схвачено, и общий характер. Художник принялся за фигуру. Писал, беседовал. Радовался - портрет получался отменно. Поднял кисть в очередной раз и вдруг рухнул на мольберт. Доктор Раухфус с криком бросился к падающему художнику, успел его подхватить, приложил ухо к груди, но стука сердца не услышал. Только стенные часы издали легкий перезвон, отмечая четверть шестого. Кисть навсегда выпала из руки художника.
Сегодня, спустя сто с лишним лет, смотрят на нас с полотен живописца его современники, великие и никому не известные. Разные лица, разные характеры. Крамской находил в них и прославлял прекрасные человеческие черты - ум, талант, доброту, красоту, верность демократическим идеалам, силу духа, достоинство - у каждого свое. Художник обращал свое творчество, как сам говорил, и к современникам, и к потомкам, то есть к нам.
Ответом ему - наше восхищение перед его полотнами, наша благодарная память.
Оглавление
МОЖНО ЛИ РОДИТЬСЯ ХУДОЖНИКОМ?
ТИХАЯ СОСНА
МАЛЕНЬКИЙ ПИСАРЬ
МЕЧТЫ СРАЗУ НЕ СБЫВАЮТСЯ
ДНЕВНИК