Крапивник (СИ)

— Ты сделала это один раз — сделаешь второй. Теперь будет легче.

Вопросы продолжали звучать в голове, но по спокойному, даже немного безразличному выражению лица я понимала — никаких разъяснений не будет.

На мой мысленный зов шар дёрнулся, но совсем не в ту сторону, куда мне хотелось. Голова разболелась сильнее, и, заметив это, учитель указал на диван.

— Ладно, иди отдохни. Завтра продолжим.

Он вернулся к своим расчётам.

С огромным облегчением я развеяла энергию и почти побежала к дивану.

Меня не радовал прогресс, приближающий к изучению артефакторики и плетений. Огорчала и обижала холодная реакция учителя на первый успех. Но урок кончился. Кончился. Наконец-то!

Главы 25–26. Автор, Луна.

…

25. Автор.

…

Подперев лоб рукой, Эдмунд не моргая смотрел в расчёты.

Бумагу исполосовали карандашные линии: цифры, буквы, графики. Сложные формулы и тяжёлые расчёты, точные данные и схематичные рисунки. Всё это Эдмунд прекрасно понимал.

Дом был переполнен книгами, бумагами, артефактами, снадобьями, материалами для артефактов и сложными приборами. Всё это он знал почти наизусть.

Из земли под полом-решёткой пробилась крапива, поднося хозяину кофейник. Чтобы управлять ею уже не требовалось сосредотачиваться — дело привычное.

На шкафу десятый год валялась пыльная награда за разработку метода снятия печатей с источника. Эдмунду не было до неё дела — куда большей наградой стали те несколько заклинаний, что были ему подвластны.

Ученица досталась способная. Хорошая девчонка. Дочь замечательных людей. Правда, не очень замотивирована учиться.

И в городе его любили и уважали. В разной мере, но почти все.

Всё было замечательно, но…

Из начищенного кофейника на него смотрело кривое отражение уже немолодого лица. На щеке средь чёрной щетины уже проглядывались серебристые волоски, вокруг глаз наметились морщины. Пока они почти не заметны, но в перспективе это изменится.

Эдмунд взял кофейник в руки, внимательнее вглядываясь в отражение. Все те, кто говорит, что в тридцать, тридцать пять или сорок, жизнь только начинается — просто утешают себя. Покажите кто-нибудь Эду того идиота, который хотел бы начать новую жизнь в теле тридцати четырёхлетнего мага, в арсенале которого одно сильное заклинание. Дела обстоят хуже только у стариков и паралитиков.

Эдмунд вручил крапиве посуду, так и не сделав ни глотка кофе, и, пока трава относила её, поглядел на бумаги снова.

Столько времени, столько труда. Так много знаний уже получено, но не хватает куда больше.

Но каких именно? Неужели ни в одной из тысяч прочитанных книг не было ответа на его единственный вопрос: как заштопать разрывы в источнике?

Чёрт с ним с возрастом! Чёрт с ними, с семнадцатью годами положенными на алтарь науки. Пусть ещё двадцать пройдут также, если надо! Только бы знать, что это будет того стоить.

Эдмунд сгрёб листочки в кучку и собрался уже отнести наверх, чтобы спокойно поработать там, но обернувшись, остановил взгляд на диване. Луна уснула.

Ну почему она? Почему не ребёнок любого другого знакомого? Тогда Эдмунд с лёгкостью дал бы отказ, как делал это неоднократно на все поступающие письма. Но нет, из всех подростков к Адэру прислали именно этого. Того, воспринимать которого отдельно от родителей получается через раз.

Забыть бы их обоих. Может, стоило обратиться к кому-нибудь менталисту и почистить часть воспоминаний?

Эдмунд подошёл к шкафу и достал полупустую бутылку вина. Давненько мысли не были настолько дрянными.

Хорошее вино с тонким букетом, из дорогого сорта винограда. Не самая разумная трата, но на таких вещах Эдмунд не привык экономить.

— Бокал — не более, — пробормотал мужчина, не то предупреждая себя, не то сетуя на несправедливость собственного правила.

Стоя с вином, Эдмунд переводил взгляд с ребёнка на бумаги и наоборот.

Нельзя настолько сухо реагировать на её успехи. Она и так не настроена всем этим заниматься, а ещё такое равнодушие со стороны учителя. Нервная она какая-то. Будто боится чего-то.

Зачем он только согласился?

Действительно, стоило к чертям стереть из воспоминаний и Роланда, и обязательно Пацифику, и, в первую очередь, свою тягу к магии.

— Вот так… Кому-то магия и ноль желания ей заниматься, — не скрывая зависти, шепнул «маг с ограниченным функционалом» и перевёл взгляд с девочки на листы. — А кому-то призрачная надежда и чёртова математика.

…

26. Луна.

…

Я шла позади учителя. Куда — не знала — он не сказал. За всё утро я ни разу не смогла до него достучаться, поэтому, наблюдая, как Эдмунд шёл по улице городка, уставившись в тетрадь, послушно двигалась следом.

Он не спал всю ночь, занимаясь исследованиями. К тому же, к нему дважды прибегал мальчик по поводу какой-то больной старушки, заставляя бросить всё и отправиться к пациентке. Если проводить так ночи вошло у моего учителя в привычку, не удивительно, что он потом спит до обеда.

Что удивляло сильнее всего — он оставался бодр и продолжал что-то черкать в тетради. Прямо на ходу.