Крапивник

Ну… Если так подумать… у них, вообще-то, много общего. Читают одни и те же книги. Оба иногда подаются в мрачный юморок. И иногда прибухивают, причём почти всегда вино, преимущественно красное. Многие блюда готовят одинокого. Любят гулять, но гулянками пресытились ещё в юности.

В конце концов, они ещё не старые, оба хорошо выглядят и вполне свободны. Разве что у мамы есть я, но не думаю, что для Эда это станет проблемой.

Если так подумать… когда они перестанут чудить и начнут общаться, «исключительно деловые или в лучшем случае дружеские» отношения могут сильно измениться.

Да не, ерунда.

Я опять посмотрела в книгу, но разум подкинул ещё вопрос, требующий ответа: если такое случится, как мне к этому отнестись?

Ну… думаю, чем-то страшным-ужасным это для меня не станет.

Эдмунд… хороший. Особенно в сравнении с отцами некоторых моих бывших одноклассников. Он, конечно, часто пропадает в своих книгах и расчётах, но заботится, поддерживает и уделяет мне достаточно времени.

Хотя видеть кого-то кроме папы рядом с мамой…

— Луна, что скажешь? — мама стояла перед зеркалом, обернувшись в клетчатую красную ткань.

— Красиво.

— Тогда вот эти две на тёплые платья, — мама указала Аслану на рулоны ткани. — А вот это и вот то на лёгкие.

— Давай ещё вон тот ряд посмотрим, — хозяин ателье достал с верхней полки светло-розовую ткань.

Вырванная из мыслей, я уже не хотела возвращаться к ним снова. Хватит грузить голову теоретическими вопросами. Вот если мама с Эдом начнут чудить — тогда и буду размышлять. А пока у меня чудят только герои книги. О них и подумаю. Точка.

…

62. Луна.

…

Отперев дверь в башню, мы с мамой вошли в помещение. На столе валялась записка.

— «Ушёл к вдове Стоун. Кажется, старушка при смерти», — прочитала я.

— Кто такая вдова Стоун? — мама сменила платье на брюки и рубашку и села на диван. — Уф… наконец-то.

— Бабка с больными почками, — ответила я, возясь с пуговицами на платье. Кое-как справившись с застёжкой, я натянула вместо уличной одежды домашнюю и отправилась к камину. — Я сделаю чай.

— Может лучше, дождёмся Эдмунда и все вместе что-то перекусим?

— Вот только сколько его…

Закончить я не успела — щёлкнула ручка двери.

В башню зашёл Эдмунд. Вид у него был невесёлый.

— А мы только сейчас думали про тебя, — я села на пол возле поленницы. Положу палки в топку, если решим греть чай.

— Есть одна поговорка для таких ситуаций: вспомни говно — вот и оно, — учитель почти завалился на диван, но в последний момент вспомнил, что теперь это мамина кровать, поэтому опустился на табуретку возле стола и подпёр голову кулаком. — Заказали платья?

— Да, — мама кивнула, подсаживаясь к нему, и прибавила без удовольствия. — На заказ ушли все деньги, что у меня были с собой, одолжишь немного?

Мама не любила брать в долг, но деньги ей нужны, поэтому пришлось смириться с неприятной необходимостью.

— Да, конечно, — легко согласился Эдмунд и оглянулся на маму. — Но не прямо сейчас, ладно?

Она смущённо кивнула и сменила тему:

— Мы собирались сейчас выпить чаю. Будешь с нами?

— Не, девочки, отложите это дело, — учитель потёр уставшие глаза. — Сейчас уже обедать будем.

— Четыре часа, Эд, какой обед? Давай лучше перекусим, а к шести я сделаю ужин.

— Почему это вдруг ты сделаешь? — Эд вопросительно вскинул бровь.

— Ты вчера готовил.

— И что?

— Отдохни.

Маме однозначно было неловко жить в чужом доме, за чужой счёт и позволять хозяину тянуть весь быт на себе. Да и, полагаю, ей просто было скучно целый день ничего не делать, поэтому, несмотря на боли, она хотела помочь.

— Я не устал, — категорично заявил Эдмунд.

Я ясно видела в нём нежелание перекладывать свою работу на кого-то другого. Да и, мне так почему-то кажется, не радовала его и перспектива позволять маме тут хозяйничать.

Эд поднялся на ноги и подойдя к лестнице, на ходу стягивая старый выношенный свитер, взял с перил домашнюю рубашку.

— Вы только решите вопрос: что будем есть?

— Давайте я вам подливку сделаю? — почти моментально предложила мама. — Луна как-то писала, что у вас не получается её готовить.

— Зато получается томатный суп, — хихикнула я.

— Неужели у тебя спина прошла? — с тенью сарказма в голосе поинтересовался у мамы учитель, стягиваяя тёплые уличные брюки, надетые поверх лёгких домашних для теплоты.

— А что, мне целый день вязать? Я и так ничего не делаю.

Натянув чистые носки, Эдмунд пожал плечами:

— Отдыхай и восстанавливай здоровье.

— Вы можете работать вместе. Физически тяжёлую работу — тебе, — обратилась я к учителю. — А маме всё то, что у нас не получается: муку, там, добавлять или специи смешивать.

— А ты будешь сидеть и наблюдать за этим, — улыбнулась мама, указывая на то, что меня нет в плане распределения работ. Я не закладывала этот смысл, и она это понимала, но не придираться к словам — было бы слишком скучно.

— А как же, — поддержал её Эд. — Есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: как горит огонь, как течёт вода, и как другие работают.

— Эта гипотеза ломается, если вспомнить, что ты мой учитель, Эд. От созерцания твоей работы я устаю.