Крапивники

Я промолчала, делая очередной узел на цветах, пока Эд убирал бумаги на места.

Стянув кольцо с пальца, Эд заставил Фамильяра растаять в воздухе. Мне показалось, после исчезновения облака белой энергии в воздухе какое-то время витали золотые искры.

— Кстати, птицы пели так себе, — заметила я, всё ещё думая о собаке с крыльями. — Это преступление против музыки — так исполнять классику.

— Преступление? Отлично! Девушкам же нравятся плохие парни? — Эд засмеялся. — Даже девушкам постарше.

— Плохие парни и преступники — это всё-таки очень разные вещи, — в тон отозвалась я. — А если серьёзно, Эд, что происходит? Что это за балаган?

Вздохнув, помедлил с ответом:

— Мне скучно, Циф.

— А смотреть на маятник с мантикорами — весело?

— Нет. Но работы нет, пацаны ушли гулять, помогать на кухне ты не зовёшь.

— Все тебя обидели и бросили? — с наигранным сочувствием покачала головой.

— Все меня обидели и бросили, — расплываясь в улыбке подтвердил Эд. Он прекрасно слышал мой шуточный тон. — Бедный, несчастный я.

— Нытик ты, — ласково улыбнулась и, закончив венок, возложила его на мягкие кудри. — Ну-ка, дай я тебя короную… А обед давно готов. Пойдём, поедим, потом придумаешь, чем заняться.

Лучи солнца плясали в тёмно-серых глазах, заставляя радужку блестеть графитом и создавая белые искры бликов.

Эд улыбался, обнажая ровные жемчужно-белые зубы.

Впрочем, если внимательно приглядываться, они размещены на челюсти очень плотно — ровно, но без единого зазора — возможно, они слегка крупноваты.

В детстве зубки у Эда были мельче и сидели свободнее. Об этом свидетельствовали немногочисленные сохранившиеся портреты и старший сын. Кстати, о нём…

— У Моргана шатается нижний резец.

Можно было догадаться, что через три-четыре года, когда вырастет большая часть зубов, а молочные сменятся, у него будет абсолютно такая же улыбка как у Эдмунда.

— Ну и ладно, — пожал плечами Эдмунд и подставил мне локоть. Мы под руку направились в кухню. — Можно было бы и раньше. У меня зубы начали уже в пять меняться.

— Везёт. У меня в почти в девять. Но зато сменились буквально за пару лет.

— Хм… в пять у меня, в восемь у тебя… в семь у Моргана. Не говори больше, что он полностью в меня.

Спустившись на первый этаж, сели за стол.

Практически холодный суп встретил нас ядрёным запахом напоминающем о кислом кефире.

— Пахнет… многообещающе, — пробормотал Эд без энтузиазма и попробовал.

Скривился он знатно. Брови поползли на лоб, пока глаза всё сильнее сощуривались.

Проглотив суп, подпёр нос кулаком и посмотрел на меня. Был понят без дополнительных комментариев.

— Красноречиво, Эд. Настолько плохо?

— Понимаешь, Циф… — взял за руку, будто собирался сообщить смертельный диагноз, но заговорил посмеиваясь. — Запатентуй этот рецепт и продай тюремным столовым. Ты войдёшь в историю, как человек сокративший количество преступников втрое и уничтоживший рецидивизм как явление.

— Какой ты тактичный, Эдмунд, — его тщетные попытки не захохотать в процессе описания страшного варева, рассмешили и меня.

Мне не нужно было говорить что-то с серьёзным лицом, поэтому я позволила себе засмеяться. Эд присоединился, но, продолжая гладить меня по руке, уточнил:

— Ты очень расстроишься, если я не буду это есть?

— Дома больше ничего нет. Даже хлеба, чтоб сделать бутерброд. Если что-то себе найдёшь — ешь, но учти, что если и мальчикам не понравится, они тоже захотят.

— А зелье куда денешь?

— Никуда. Мне всё нравится.

Эдмунд отправился рыться в шкафах.

С шумом и болтовнёй в дом ввалились мальчишки и, одарив нас дружным приветствием, скрылись в ванной.

Тем временем, из пригодного к употреблению в сыром виде супруг обнаружил только миску со сливами. Такая альтернатива его не устроила.

— М-да… а знаешь, Циф, ты, кажется, недавно говорила, что я преступник. Суп для перевоспитания мне вполне подойдёт.

Я засмеялась, а он вернулся за стол и вновь взялся за ложку.

Чуть не выбив и без того открытую дверь близнецы влетели в кухню. Они молниеносно оказались за столом, и схватились за приборы. Первые несколько ложек ушли за милую душу, но стоило обрадоваться, что у меня есть союзники, дети умерили темп.

— Не вкусно?

Неопределённое пожимание плечами стало мне ответом. Они продолжали есть, но уже не так быстро.

Степенный на фоне младших Морган, наконец, дошёл до нас. Правда, почему-то с промокшим животом рубашки. Потом буду выяснять, что он пытался застирать, пусть сначала поест. Главное, чтоб не среагировал, как Эдмунд.

Едва отправил бульон в рот, Морган выплюнул его обратно в ложку.

— То, что выплюнул — доедай сам, — сообщил Эд. — Остальное можешь оставить. Но имей ввиду, кроме слив и этого супа в доме еды нет.

Молча подумав, Морган выпил содержимое ложки и зачерпнул ещё.

За столом стало тихо. Мартин и Мэйсон если и без восторга, и без отторжения. Проголодавшийся на прогулке Морган и неплотно позавтракавший Эдмунд в силу отсутствия альтернативы откровенно страдали. И только мне было вкусно.