Краплёная

Прошел час, а может и больше, когда к ломовской ищейке подошла вторая, одетая в такой же, безлико серый костюм. Перекинувшись несколькими словами, они направились в ее сторону. Катя затаила дыхание и крепко зажмурилась, хотя была почти уверена, что снаружи ее не может быть видно.

Те двое пересекли улицу, обогнули ее машину – один из них даже оперся о нее рукой – и вошли в Кулинарию. Через большое витринное окно Кате было видно, что они встали в длинную очередь. «Отлично! – обрадовалась она. – У вас, друзья, обеденный перерыв. Весьма, весьма кстати. Приятного вам аппетита.»

Она вышла из машины и легкой, независимой походкой направилась к дому. Никем не потревоженная, даже соседкой, отперла дверь и вошла в квартиру, которую давно уже перестала считать своей.

Кругом царил настоящий бедлам. Чувствовалось, что здесь не столько что-то искали, сколько вымещали злость на ее недосягаемость. Перевернутая мебель, разбросанные по полу вещи, вывернутые ящики, содранные занавески… Как могла, Катя привела все в порядок. Мебель расставила по местам. Свои личные вещи – те, что могли ей пригодиться, сложила в большую сумку, а ненужные – в пластиковые пакеты, которые потом спустила в мусоропровод.

Ни у подъезда, ни во дворе не было никого, кроме детей и старух, да двух-трех жильцов, спешивших с покупками домой. Катя вернулась к машине. Те двое сидели у самого окна за круглым пластмассовым столиком, сосредоточенно жевали бутерброды с ветчиной, запивая их кефиром, и время от времени поглядывали на улицу. Заметив эффектную особу с битком набитой сумкой, они с любопытством проследили за тем, как она открыла багажник, закинула туда свою ношу, как села за руль, завела мотор и отчалила. Ей очень хотелось помахать им на прощание ручкой. Но она сдержалась.

Эту квартиру Кате удалось продать с такой же легкостью, как и воронежскую. На жилплощадь в Москве, осаждаемой переселенцами со всех концов разрушенной державы, был огромный спрос. Теперь она в некоторой степени могла чувствовать себя спокойнее. Прежние островки ее обитания, известные псам Ломова, больше ей не принадлежали, а новых, она надеялась, они знать не могли. Следовательно псы эти, одного из которых уже не существовало физически, а другого – морально, должны были окончательно сбиться со следа.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Мишин маклер, как и обещал, позвонил сам и предложил незамедлительно встретиться. Катя приехала к нему в офис.

– Что стряслось, Семен Семеныч? Вы уже хотите мне что-то предложить?

Он рассказал, что в Замоскворечье только что выкинули на продажу старый особняк начала прошлого века, выполненный, как тогда было модно, в смешанном стиле, с элементами барокко и ампир.

– Зачем мне эта столетняя развалина? – удивилась Катя, уже начинавшая жалеть, что зря приехала.

– Да о чем вы говорите, сударыня! – возмутился маклер. – Это же редкая удача для понимающего человека. Замоскворечье – самый центр города, самая престижная его часть. «Новые русские» хватают там любые постройки, приспосабливая их под свои фирмы и офисы. Особняк, который я собираюсь вам показать, нуждается в основательном капитальном ремонте. Но и только. Его нужно подогнать под сегодняшние жилищные стандарты изнутри и навести макияж снаружи. И тогда у вас его оторвут с руками – с моей помощью, разумеется. Те же «новые русские». И вы, как минимум, удвоите вложенный в него капитал. А на вырученные деньги, опять-таки с моей помощью, купите и отреставрируете уже не один, а два дома. И так далее. Улавливаете суть моего предложения? Я дарю вам идею, как беспроигрышно разбогатеть, сидя у себя дома, скажем, с детективом Марининой в руках. Да будь у меня такая возможность… Впрочем, если я вас не убедил…

– Убедили, Семен Семеныч, убедили. Я вам верю и готова взглянуть на это антикварное сокровище прямо сейчас.

Хоть Семен Семенович и был рекомендован Кате, как человек в своем деле преуспевающий, а при выездах на объект предпочитал пользоваться четырьмя колесами клиента или, на худой конец, метро. Правда, его клиенты к услугам городского транспорта, как правило, не прибегали.

– Эти «новые русские» в погоне за наживой наносят непоправимый ущерб облику Москвы, – сетовал он, удобно устроившись рядом с Катей в машине. – Они хотят превратить ее в современный европейский город, не имеющий собственного лица. За последнюю дюжину лет только в центре Москвы снесено с полтысячи исторических архитектурных памятников. А на их месте либо строятся современные многоэтажки, либо, под видом «реконструкции», создаются бесвкусные эрзацы. Но это же настоящая диверсия! Катастрофа!

– По-моему вы сгущаете краски, – рассеянно отозвалась Катя, сворачивая с Крымской площади на Остоженку.