Краплёная

Катя не села – рухнула на диван. Веки, будто отлитые из свинца, никак не желали подниматься.

– Где у тебя кухня? – деловито спросила рыжая.

Катя молча указала направление.

– Кофе есть?

Она кивнула.

– Тогда я сейчас.

Через некоторое время рыжая вернулась с двумя дымящимися чашками в руках.

– На-ка вот, выпей. Сразу полегчает. – Она снова исчезла на кухне и принесла оттуда поднос с сыром, колбасой и хлебом. – А еще я нашла у тебя в холодильнике вот это, – почти виновато улыбнулась она. – Поужинаем? Очень есть хочется.

– Мне тоже. Давай.

Они устроились за журнальным столиком. Немного погодя рыжая вспомнила, что видела в холодильнике апельсиновый сок и виноград. Выложив все это на столе, она блаженствовала, запихивая в рот крупные виноградины и заедая их французской булкой с сыром.

Опьянение сменилось у Кати сильной головной болью.

– Ну что ж ты так расквасилась-то, – сокрушенно покачала головой гостья. – Тебя прямо страшно оставлять одну… Хочешь, я переночую у тебя? Если что – буду рядом.

Катя-таки справилась с непослушными веками и, с трудом приподняв их, посмотрела на рыжую.

– В общем-то я не против. Только вот если проснусь среди ночи, могу закричать с перепугу «Караул!», увидев тебя в своей квартире.

– Это еще почему?

– Уж больно ты размалеванная. Как карнавальная маска.

– Так я сейчас побыстрому умоюсь, и будет полный ажур, – заверила ее рыжая. И, не дожидаясь согласия хозяйки, скрылась в ее ванной.

– Ну, как теперь? – спросила она, вернувшись.

– Погоди, это опять ты, или привела с собой кого?

Девица изменилась до неузнаваемости. Отмывшись от косметики, она теперь блестела как целлулоидная кукла. Мордочка у нее оказалась вполне симпатичной и по-детски наивной.

– Послушай, а ты очень даже ничего, – удивленно отметила Катя. – На кой черт тебе эта штукатурка? Она ж тебя только уродует.

– Штукатурка мне вместо рекламы. Чтоб каждый видел, с кем имеет дело и на что может рассчитывать. А еще, как ты справедиво заметила – вместо маски. Под ней очень удобно скрывать, когда бывает стыдно или противно.

– Так ты что, путана что ли?

– Во даёт! – хлопнула рукой об руку рыжая. – Только щас догадалась? А ты, значит, в нашем полку новенькая.

– Я не из вашего полка. У меня другая специализация.

– Можно полюбопытствовать?

– Иностранные языки.

Рыжая аж присвистнула.

– А я-то тебя с дуру за свою приняла. Поначалу даже хотела турнуть из бара. Выходит, не компания я тебе. Ну, раз так, отвалю, наверное.

– Куда ж ты среди ночи? Сейчас время головорезов да шпаны.

– …и путан, – усмехнулась та.

– Извини, сразу не сориентировалась. Как, ты сказала, тебя зовут?

– Вообще-то Светкой. Но я представляюсь клиентам как Сильва. Другой коленкор.

– Ладно, вот тебе диван, вот плед. Если хочешь, устраивайся здесь. А я в спальню пойду, голова разламывается. Спокойной ночи.

Проснувшись утром и увидев на своем диване в гостиной спящую девицу, Катя не сразу сообразила, кто она и как тут оказалась. А вспомнив, отправилась на кухню готовить завтрак на двоих. Ей странным образом было приятно присутствие другого человека в ее квартире, куда никто никогда практически не заглядывал. Ну а профессия гостьи ее не только не отталкивала, но и интриговала. Ей представлялась редкая возможность побеседовать по душам со жрицей продажной любви. Ведь в своем искусстве они должно быть непревзойденные мастерицы.

– Вставай, соня! – окликнула она хаос рыжих волос, разметавшихся по диванной подушке. – Завтрак подан.

Из-под этого хаоса проглянула заспанная мордочка, озарившаяся блаженной улыбкой:

– Давненько я так сладко не спала. Диван у тебя чудо. Не диван, а облако.

– Рыжему солнышку самое место на облаках.

– Ты что-то сказала про завтрак или мне спросони послышалось? – Света-Сильва села, сладко, по-кошачьи потянувшись.

– Не послышалось, не послышалось. Пошевеливайся.

– А можно я душ приму? В нашем доме уже месяц горячей воды нет. Жуть как неудобно.

– …Валяй, – не сразу согласилась Катя, подумав, что ей совсем не хочется пускать к себе в ванну девицу с улицы. – Вот тебе полотенце.

За завтраком она не столько ела сама, сколько наблюдала за гостьей, с завидным аппетитом уплетавшей все подряд.

– Сколько тебе лет, Света?

– Мне-то? – Рыжая не сразу оторвалась от тарелки. Щеки у нее были смешно оттопырены. – Скоро уже двадцать два. Надо понимать, следующий вопрос будет: как долго я этим промышляю.

– Угадала.

– Да уже года три. Так что могу брать учениц. Не за просто так, само собой.

– Если на меня намекаешь, я – дохлый номер. – Катя мрачно усмехнулась.

– Точно. Дохлый, – тут же согласилась рыжая. – Только не потому, почему ты сама считаешь.

Катя внимательно посмотрела на нее:

– А почему же?

Отодвинув пустую тарелку и упершись локтями в стол, ночная бабочка приступила к просветительской лекции:

– Все очень просто, подруга. Ты есть то, что ты сама о себе думаешь. А ты меньше всего считаешь себя женщиной. Верно? То есть ты постоянно думаешь о себе, как о женщине, – не давая Кате возможности ответить, затараторила она. – Но не в том ключе. Все твои мысли сплошной негатив. Я права?

Катя полураздраженно передернула плечом.