Краса русской армии братья Панаевы

Как-то в корпусе старшие классы завели обычай "цуканья", по которому младшие должны во всем подчиняться старшим, налагающим на них целый ряд стеснительных, а часто и унизительных ограничений. Борис Панаев с кучкою наиболee близких к нему товарищей резко восстал против этого нововведения и не подчинился ему, и, быть может, благодаря его сопротивлению этот прискорбный обычай в корпусе не привился. Ораторствовать, как это часто бывает, среди товарищей Борис не любил и действовал на товарищей в одиночку, убежденим и беседами. Первые два года своего учения в корпусе Борис много похворал. Мать, конечно, часто навещала его в лазарете, и тут все удивлялись вопросам, которые он задавал матери насчет своих братьев. Казалось, что говорит не кадет-малыш, а отец семьи.

По мерe того, как братья его вступали в корпус, он руководил ими, заботился о них и постоянно навещал их в свободное от уроков время в их ротах. Та склонность к самопожертвование, которая была одною из коренных черт в характере Бориса, ярко высказалась еще в корпусе. Так, мальчик не раз заставлял себя отказываться от удовольствия в пользу своих товарищей. Его как-то хотели повести из корпуса в театр на спектакль, но он отказался, уступив свое мecтo товарищу. Мать, которая знала, что ему давно хотелось попасть в театр, спросила его, почему он от этого отказался, и он ответилъ ей: «тому еще больше хотелось».

Начальство пользовалось тем добрым влиянием, которое Борис имел на товарищей, и бывали случаи, что его переводили из одного отделения в другое, когда надо было навести порядок в шаловливом классе. Разговоры Бориса с товарищами были всегда серьезны, его не видали никогда смеющимся, и редко лишь улыбка появлялась на его лице. Он был из лучших учеников, и в нем было далеко не всегда встречающееся совпадение и способностой и трудолюбия. И то, что он усваивал себe, он усваивал глубоко и основательно.

От матери и от отца мальчики Панаевы получили глубокую набожность, которая, укрепившись в них с детских годов, с течением, времени не умалялась, а все усиливалась. Никто из них не былъ ханжой, они не затрагивали и не укоряли товарищей равнодушных к вере, но себе искали и нашли в религии опору. Из младших братьев особенно блестяще шел второй Лев, который был в корпусе фельдфебелем. Должность эта требует кроме других положительных качеств – хорошего учения, отличных строевых успехов, еще доверия товарищей и большого такта. Замечательны тe слова, которыми старший брат Борис определил Льву необходимую линию его поведения: перед товарищами быть всегда за начальство, перед начальством быть всегда за товарищей. Из выдержанного мальчика с ранней печатью заботы и глубокой думы на лицe Борис Панаев превратился в рослого, здорового юношу. Он тщательно скрывал свой внутрений мир. Так, когда ему пришлось пережить, впрочем, весьма краткий, период неверия, он, чтобы не смущать братъев, не дал им этого заметить. Впоследствии Борис объяснял явления жизни человечества тем, что оно переживает те же фазы жизни, как и отдельный человек: от действительной веры переходит к сомнению и неверию, а затем к сомнению и твердой вере. Нашу эпоху он считал второй фазой жизни человечества.

Вот Борис из корпуса перешел уже в Николаевское кавалерийское училище. Это обыкновенно то время, когда окончательно складывается характер человека. Немало надо было силы воли, чтобы удержать себя тут, как делал он это впоследствии всю свою жизнь, в руках относительно трат. В Николаевское кавалерийское училище собирается почти исключительно молодежь, имеющая богатых родителей и любящая пошикарить. Братья Панаевы сумели найти средний путь. Bсe трое они были по виду и по одежде изящны и нарядны, избегая тех излишних трат, на которые к сожалению часто так падка кавалерийская молодежь. Борис увлекался и кавалерийскими занятиями и ездой, но помимо всех этих глубоких в нем интересов, он был занят еще своими большими мыслями, высокими переживаниями и замкнут в себе. К людям он подходил как-то осторожно, стыдливо. Чужой человек заметил бы в нем боязнь, чтобы люди не задели в нем неосторожным соприкосновением того, что скрывается у него в заветных тайниках.