Красавчик Саша

Присутствовала, кстати, в этой компании одна умопомрачительно шикарная дама. Глядела она исключительно на Стависского, и глаза ее светились нескрываемым обожанием и одновременно ободрением, всяческой поддержкой.

— Что ж, — промолвил Алекс, обворожительно обведя глазами всех своих собеседников, а потом еще заметил, отнюдь не сбавляя своего повышенного тона: — Нам ничего не остается, как воспользоваться сложившейся во Франции гнуснейшей ситацией. Эти мерзавцы просто не дают нам другого выхода. Постараемся в наше исключительно подлое время жить красиво. А весь свет пусть, наконец, узнает, что за дерьмо наша хваленая полиция, которую всю теперь можно скупить на корню, были бы покупатели.

Гости молча пили шампанское и быстро-быстро заглатывали набитые доверху плотными оранжевыми икринками масляные шары на тонких платформах из поджаренных хлебцев. Эти шары ужасно напоминали игрушечные пушечные ядра.

Сам же Стависский накинулся на графинчик с ледяной водой, чтобы хоть как-то остудить свой пыл, но, кажется, мера сия ничуть не подействовала. Алекс, тем не менее, знаком попросил принести второй графин, торжественно вручив официанту пятьсот франков чаевых.

Адвокат Боннэр (в дальнейшем о нем еще будет, увы, у нас идти речь), дабы скрыть возникшую неловкость, возникшую из-за откровенных речей Саши, пытался игриво хихикнуть, но делал это, надо сказать, довольно-таки неудачно. А шикарная дама, в знак своего благоволения, послала Стависскому в дар необыкновенную свою светоносную улыбку — божественную, как решил он сам.

Саша был счастлив. Внутреннее пламя, упорно пожиравшее его, неожиданно стало каким-то умиротворенно тихим. Поразительно, но улыбка дамы вмиг успокоила оратора, и громадные пылающие глаза его, источавшие молнии, вдруг увлажнились.

Раздел пятый 1929 год

1

24 марта

ПАРИЖ. В КАБАЧке «ВЕСЕЛЫЙ КРОЛИК»

— Как! Вы не знаете Александра Стависского? — громадного роста брюнет, облаченный в широчайший пиджак (ярко рыжая клетка на густом синем фоне), задумчиво выпустил несколько колец дыма, смял остаток сигареты и швырнул его в давно продымленную и почерневшую пепельницу.

А затем уже приступил к своему рассказу, начав с весьма патетического зачина:

— Это совершенно потрясающая личность, своего рода перл природы. Да, он жулик — этот еврейчик, но совершенно фантастический и баснословно щедрый. И к тому же подлинный, несравненный гений аферы. И при этом злой гений. Да, да, любезный вы мой! Именно так. И я уверен, что он перевернет еще нашу Францию верх дном. Скоро буквально все услышат о нем, и как еще услышат. Не будет ни одного уголка в нашем многострадальном отечестве, где не будут знать о месье Александре.

Собеседник черноволосого гиганта недоверчиво усмехнулся (это был репортер одной марсельской газетки немного фашистского пошиба). С первого взгляда поражало его веснушчатое лицо без малейших признаков растительности и маленькие, будто буравчиком просверленные глазки.

Заметив эту усмешечку, гигант рассердился и тут же прямо зарычал, совершенно разъяренный:

— Вы изволите еще сомневаться? Это неслыханно. Да стоит вам покрутиться в Париже хотя бы пару деньков и вы сами убедитесь, что так все и есть, и поймете, что будет. Тут такое скоро начнется! И вы, господин журналист, еще будете признательны мне за сегодняшнюю встречу.

Марсельский репортер под грубым напором черноволосого слегка поддался назад и, как бы оправдываясь, спросил:

— Да кто же он такой? Я слышал только, что он еврейчик.

Гигант (это был старший адъютант графа Жана-Франсуа де ля Рокка, одного из главных парижских фашистов, председателя лиги «Огненные кресты»), довольный, заулыбался. Он смял и бросил в пепельницу очередную недокуренную сигарету, молвив:

— Да, вы правы, любезный. Александр Стависский, или месье Александр? — еврейчик, но это именно он, сам того не ведая, поможет нашей партии покончить с гнусными демократическими порядками, только ослабляющими некогда великую Францию. Понимаете, сей месье Александр скупил едва ли не всех левых. И это как раз то, что нам нужно. Французы видят, как верхушка социалистов разлагается на глазах.

— Да откуда этот ваш гений вдруг взялся? — тихо, но внятно осведомился марселец, вонзая свои глазки-буравчики в бравого, болтливого адъютанта.

Почувствовав со стороны собеседника уже некоторый живой интерес, черноволосый закричал, брызная слюной и нетерпеливо смахивая рукавом со лба выступавшие на нем крупные капли пота: