Красавчик Саша

Забыть же эту самую потрясающую пору своей жизни она вряд ли смогла, ведь Александр возвел ее на совершенно необычайную высоту и окружил просто запредельными преданностью и вниманием. Счастье было невероятным, абсолютным, но таким кратким, промчавшимся со скоростью просто неимоверной.

Едва Арлетт перевалило за тридцать, как для нее все и навсегда было кончено.

6

Александр, Арлетт и Клод

Александр из-за детей просто с ума сходил, трясся над ними, но особенно обожал он сына.

О Мишель мало что известно, а вот Клод и ныне вполне здравствует, хотя живет весьма неприкаянно (одно время был даже бездомным).

Особенно тяжко пришлось Клоду сразу после того, как Алекс погиб, тогда ему исполнилось только восемь лет. И стало его сопровождать клеймо «сына преступника». Пережить это оказалось не просто.

Всю юность мальчишка фактически промотался по психиатрическим клиникам, остался навсегда несчастным и задерганным, но любви к отцу своему, как видно, не растерял.

Более того, Клод буквально боготворил и до сих пор боготворит Сашу. Кстати, он даже пишет воспоминания под громким названием «Я — сын Александра Стависского» — сведения у меня самые верные.

Арлетт же сделала, уже будучи в Америке, одно краткое, но весьма любопытное признание: «Правду о нем знают только два человека — я и мой сын». Что она имела в виду? Полагаю, следующее: только два человека в полной мере ощущали, какой Алекс был замечательный, щедрый, любящий и добрый — жена и сын. Только они и знали его по-настоящему.

Между прочим, Клод стал иллюзионистом. Занятно. Не правда ли? Перед его выходом на арену не раз объявлялось следующее: «Господа, это — Клод Стависский. Он возьмет у вас кошельки, но в отличие от своего отца все вернет».

Судя по всему, Клод, несмотря на перенесенные им в детстве и юности страдания, явно гордится своим отцом и почитает его истинно великим человеком.

Что и говорить… Александр Стависский ведь и в самом деле был гений; особого типа, но несомненный.

Впрочем, в обществе вдруг стали поговаривать, что за Сашей на самом деле стоят воротилы финансового мира и разные политически амбициозные фигуры. Будто бы это они выпустили его на арену, чтобы он отвлек внимание, красиво покривлялся, подергался и погиб, обеспечив власть для таинственных дельцов и крупных интриганов. И будто бы эти воротилы как раз на самом деле и планировали грандиозные аферы Стависского, ибо сам он ничего подобного изобрести не мог.

Но я-то лично абсолютно и непререкаемо верю в гениальный аферистический дар «красавчика Саши». Вообще он ни в коей мере никогда не был чьей бы то ни было марионеткой.

Другое дело, что у нас во Франции были тогда силы, которые усиленно и подло пытались его использовать и пытались «въехать во власть» на деле Александра Стависского. Им нужен был чрезвычайно громкий, оглушительный скандал, и они таки раздули его, не брезгуя при этом ничем. Через Сашу, избрав его козлом отпущения.

И еще одно. Пожалуй, самое важное.

7

История любви

Все это происходило в эпоху между двумя войнами, едва ли не самую развратную во Франции.

Со стыдом было начисто покончено. Разврат царил совершенно бешеный, нестерпимый и веселый, на самом краю бездны.

Личный любовно-семейный сюжет Стависского для Франции того времени, для сложившейся нравственно-психологической атмосферы был в высшей степени странный, неожиданный, но при этом совершенно реальный и не содержащий в себе ничего театрального — никакой игры.

Романтические роли, которые совершенно всерьез выбрали для себя бывшая манекенщица из дома мод «Коко Шанель» и знаменитый парижский авантюрист, были несколько необычны, неожиданны, но все-таки Саша и Арлетт предпочли именно эти роли, а никак не другие.

История о великом финансовом аферисте, сотрясшем всю Третью республику, на самом деле вдруг каким-то непостижимым образом оказалась историей о великом любовном чувстве и необыкновенной преданности. На этой сладостной и почти идиллической ноте я и хотел бы закончить этот весьма грустный и, я бы даже сказал, — трагический рассказ о торжестве измены, неблагодарности и несправедливости.

* * *

Текст настоящих заметок, как и все целиком досье, явившееся результатом моего частного расследования, я завещаю передать в один личный швейцарский архив[14], до которого руки французских полицейских ищеек, надеюсь, не сумеют дотянуться.

Очень рассчитываю, что там-то уж точно все сохранится в полнейшей неприкосновенности до лучших времен. Когда-нибудь, эдак лет хотя бы через сто, и до публикации, надеюсь, дело дойдет. А то, что для этих бумаг неминуемо настанет свой час, — нет в этом у меня ну ни малейшего сомнениия.

«Дела Стависского» мы все еще в той или иной степени побаиваемся. Оно слишком многих до сих пор задевает за живое. Но рано или поздно тут придется поставить все точки над «i».

Ж.С., комиссар полиции в отставке, писатель

18 мая 1964 года

г. Лозанна

Примечание публикатора:

Настоящие заметки были отредактированы, дополнены и переработаны автором в декабре 1974 года.