Окоемов.
Никакой дуэли не будет, зачем? А вот со мной револьвер, не хотите ли, я лучше вас так убью? Это мне ничего не стоит. И меня оправдают. Знаете, что адвокат будет говорить?Олешунин.
Оставьте шутки! Я их не люблю.Окоемов.
Нет, оно интересно. Адвокат скажет: горячий, благородный человек застает в доме обольстителя и в благородном негодовании, в горячке, в исступлении убивает его. Можно ли обвинить его? Он действовал в состоянии невменяемости! Ну, что ж вы молчите? Вам не угодно, чтоб я убил вас? Так уходите! Вызывать на дуэль могу я! Но я вас не вызываю, а благодарю.Олешунин.
Какая благодарность? За что?Окоемов.
Вот видите ли: нам нужно было разойтись, это уж наши расчеты, Я долго искал человека, который бы был так легкомыслен…Олешунин
Окоемов.
Я не говорю ничего оскорбительного; я говорю только: «легкомыслен». Но как же назвать того человека, который поверит, что Зоя может прельститься им, имея такого мужа, как я. Вот нашлись вы, и я вам очень благодарен.Олешунин.
Ну, так нет-с! Не благодарности. Я крови хочу, крови нужно мне вашей, я завтра же пришлю к вам моих секундантов.Окоемов.
Милости просим! Я прогоню их, как вас.Олешунин.
Я не позволю играть над собой.Окоемов
Зоя.
Ах, кабы ты мог чувствовать, Аполлон, какая это пытка. Ну, что, мой милый, хорошо я сыграла свою роль?Окоемов
Зоя.
Значит, хорошо?Окоемов.
Не мешало бы и хуже; никто тебя не заставлял быть очень натуральной.Зоя.
Ты ревнуешь, мой милый. Как я рада. Значит, ты меня любишь.Окоемов.
Погоди радоваться. Ты не забывай, что ты говоришь с мужем, который сейчас только видел тебя в объятиях чужого человека.Зоя.
Да, несчастный… Аполлон, Аполлон… что ты… Ведь ты сам меня заставил, ты меня упрашивал.Окоемов.
То-то вот, что ты уж очень скоро меня послушалась. Это-то и подозрительно.Зоя.
Ты и умолял, и грозил… Ты знаешь, с каким я отвращением…Окоемов.
С отвращением ли? Кто ж это знает? Женщине, которая так ловко умеет обниматься с посторонними мужчинами, как-то плохо верится.Зоя.
Зачем ты так говоришь?Окоемов.
А затем, чтобы ты поняла наконец, что ты вся в моих руках: что я захочу, то с тобой и сделаю. Пора перестать сентиментальничать-то.3оя.
Я ничего не понимаю.Окоемов.
Что ты такое? Женщина без состояния, опозоренная, сегодня же весь город узнает о нашем позоре, и мне оттолкнуть тебя с презрением даже выгодно. И я это непременно сделаю, если ты вздумаешь мешать мне.Зоя
Окоемов.
Тот же или другой – это все равно; люди меняются с обстоятельствами. Нужда всему научит. Кто меня осудит, если я брошу и совсем забуду тебя? Ты будешь жаловаться, плакать, уверять, что я обманул тебя? Кто ж поверит тебе?Зоя.
Ты убиваешь меня! Перестань, перестань! Заговори со мной по-прежнему, с прежней лаской… Ведь мне страшно, мне кажется, что я теряю… хороню тебя! Ах, ах… Ну, улыбнись мне, мой милый! Пожалей меня, ведь я женщина… где же силы, где же силы, друг мой…Окоемов.
Оставь нежности! Не до них… Ты меня раз послушалась, и уж теперь ты в таком положении, что должна слепо повиноваться мне; иначе ты погибнешь.Зоя.
Да я тебя слушаюсь. Приказывай.Окоемов.
Ах! Пожалуйста, без глупостей… Сядь!Прежде всего помни, что мы теперь чужие… Зоя слабо вскрикивает. Примирение возможно… мы еще можем быть друзьями, но только с одним условием.
Зоя.
Говори, говори! Я вперед на все согласна.Окоемов.
Я требую от тебя, чтоб ты бросила все эти нежности и сентиментальности и поступила благоразумно.Зоя.
Благоразумно? Женщине с чувством это трудно, но изволь, я буду принуждать себя.Окоемов.
Потом, надо бросить все эти предрассудки, там долги разные, приличия и обязанности, которыми вы себя опутываете, как цепями. Живи, Зоя, как живут люди деловые, практические; они не очень-то разборчивы на средства, когда добиваются чего-нибудь большого, существенного.Зоя.
Говори, милый, яснее! Я тебя слушаю со всем вниманием.