Красавиц мертвых локоны златые

– Да, – сказала я, – углерод из карбонатов и кислород из оксидов обычно выпариваются, хотя в случае неполного сожжения углеродный осадок будет немного больше по количеству и станет давать запах горения.

– Полагаю, что так, – подтвердил Доггер. – Да, я думаю, вы правы.

Люблю, когда Доггер так говорит со мной. Мир становится таким уютным и далеким от тягот повседневной жизни. Как будто тебя укачивают в колыбели знания и ты плывешь по великому спокойному морю интеллекта, крохотный мотылек в безбрежном пространстве вселенной.

И тут неожиданная мысль вернула меня к настоящему.

– Миссионерки! – воскликнула я. Начисто забыла о них.

– Я устроил леди в гостиной, – успокоил меня Доггер. – Надеюсь, я не был невнимателен. Мисс Дафна не выходит из библиотеки. Я подумал, она не станет возражать.

– Мемуары, – сказала я. – Она собирается выдернуть ковер у нас из-под ног, Доггер. Она все расскажет. Мы будем жить все равно что под одной крышей с Максом Броком.

Доггер улыбнулся.

Наш сосед Максимилиан Брок, крошечный, похожий на гнома человечек, после блестящей международной карьеры концертирующего пианиста ушел на покой в штилевой полосе, как он описывал наши края. Теперь под псевдонимом Лола Латтимор он писал жуткие истории о кровавых убийствах, предположительно основанные на реальных событиях, для журнала «Душераздирающие сказки».

– Полагаю, леди готовятся к выступлению в приходском зале, – продолжил Доггер. – Ожидается, что оно будет необыкновенно интересным, поскольку одна из них что-то выписывала из романа мистера Лоуренса.

Я не спросила, какая из леди.

– О боже! – произнесла я. – Неужели Даффи снова бросила «Леди Чаттерлей» где попало?

Доггер тихо склонил голову.

– Мне дали понять, что темой будет христианское здоровье, – сказал он, – и я с особенным нетерпением жду их рассказа на тему тропической медицины.

Подумать только! Доггер, который знает на эту тему больше всех на свете, будет смиренно сидеть в приходском зале, сложив руки на коленях, и слушать миссионерок, рассказывающих, как они клеили пластыри в джунглях. При мысли об этом у меня заболело сердце.

Почему жизнь обошлась с ним так несправедливо? Мне хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему, но я сдержалась. Избавлю его от этого.

– Я тоже, – сказала я.

Мы вернулись к анализу пепла, который я соскребла с юбки. Тест с гидроксидом натрия подтвердил, как мы и ожидали, что это человеческие останки.

Интересно, чей это пепел? Какое человеческое существо родилось, жило, смеялось, страдало, плакало и умерло, может быть даже прославилось при жизни, только чтобы закончить полоской грязи на моей юбке?

– Думаю, что, когда мы закончим, – я указала на массу в мензурке, теперь ставшую слегка студенистой, – надо будет похоронить это в тихом углу на кладбище.

– Это будет хороший поступок, – сказал Доггер. – Несколько молитв, не относящихся к какой-либо конфессии, тоже будут уместны.

Проявление уважения порой может открыть новые двери, указать пути, которые могли бы в противном случае остаться неизведанными.

Я в шоке осознала, что избегаю определенных мыслей. Хочу ли я защитить Доггера? Или себя?

Человеческий мозг как губка: он может впитать только определенное количество информации, перед тем как начнет протекать.

Рано или поздно мне придется рассказать, что я видела.

Но сейчас у меня что-то сжалось в груди, мне не хватало воздуха, как будто слова не хотели выходить наружу.

А потом внезапно они сами полились со всеми неприятными подробностями, не успела я сдержать поток: «Старая кузница», мисс Трулав, садовый сарай, пепел, ящики, голубая шелковая лента, имена, кости, флакончики – вся эта кошмарная сцена…

– Чем они занимаются, Доггер? – шепотом спросила я. Мне казалось, я знаю, но хотелось услышать подтверждение от спокойного и рассудительного разума.

Доггер уставился на осадок в пробирке с таким видом, как будто его мысли в миллионе миль отсюда.

– Это гомеопатическая дистилляция, да? – продолжила я. – Они продают бульон из вываренных тел и костей – тел и костей знаменитых людей! – как патентованное лекарство. Подобное излечивает подобное. Они ведь так говорят? Раствор праха Диккенса превратит вас из бездарности в известного писателя. За хорошие деньги.

Догггер медленно перевел взгляд с пробирки на меня.

– Или, – я задрожала, – настойка пальца мадам Кастельнуово превратит вас в опытного гитариста.

– Боюсь, вы правы, мисс Флавия, – наконец сказал Доггер. – Не вижу никакого другого рационального объяснения.

– Но как они умудряются наложить свои руки на эти… эти… останки? – спросила я.

– Есть разные способы, – ответил Доггер. – Всегда есть способы. Деньги способны на многое. Считается, что деньги говорят.

Не просто говорят, хотела было я сказать. Это нечестно. Они кричат с крыш в мегафон.

За последние несколько лет я особенно прочувствовала несправедливую жестокость судьбы. Если бы справедливость существовала, я бы не потеряла мать и отца. Сестры, может быть, любили бы меня. И в этот самый момент…