Красавиц мертвых локоны златые

– Это должно быть кое-что интересное, – сказала я, доставая сложенные письма и билет на поезд.

Доггер на секунду отвлекся от дороги и попросил меня:

– Вы не будете так добры, чтобы прочитать их вслух?

Я развернула письма и прокашлялась.

– «Дорогой Огастус», – начала я, – и они неправильно написали Огастес, Доггер. «Игра началась. Кошка среди голубей. Да сохранят нас святые! Положи свои деньги туда же, где твой рот. Понимаешь, что я имею в виду? Не позволяй траве расти у тебя под ногами. Искренне твой, Ганеман».

– Гм-м-м, – протянул Доггер. – Следующее, пожалуйста.

– «Прощай, прощай. Лиса среди кур. Неужели в Галааде не осталось бальзама? Улетай домой. Твой дом в огне, и дети ушли, все, кроме одной, и ее зовут Энн, и она прячется под противнем».

– Это все? – спросил Доггер. – Без подписи?

– Да, – ответила я. – Только первое письмо подписано.

– Отлично! – воскликнул он. Я почти услышала, как выпрыгнул восклицательный знак.

– Отлично? Для меня это звучит как полная чепуха.

– Вы читали Платона?

– Нет, – сказала я, – по крайней мере пока нет.

– Вам следует, – улыбнулся Доггер. – Увидите, что он весьма поучителен.

Хотя Доггер не подавал вида, мне было понятно, что он вне себя от желания сообщить мне ошеломляющую новость.

– Например? – поторопила его я.

– Например, Платон писал, что маска, которую носит актер, становится его лицом.

Я несколько длинных секунд раздумывала об этом, перед тем как ответить:

– Ясно. Звучит разумно.

Так и есть. Миссис Мюллет часто твердила, когда я корчила рожи зимой, что мое лицо замерзнет и останется таким до конца моих дней.

– Платон также писал, – продолжил Доггер, – что человек без самоуважения будет подражать всем подряд.

– Гм-м-м, – протянула я, глубокомысленно кивая. – Любопытно. Но это немногое говорит нам о письмах, не так ли?

– Наоборот, – возразил Доггер. – Это говорит все.

Хотя я пыталась себя контролировать, мои брови, должно быть, превратились в галочки. Я чувствовала, как у меня морщится лоб.

– Правда? – переспросила я, не в состоянии скрыть изумление. Оттопырила пальцами уши, чтобы они выглядели как у Дамбо[21].

Мне не нужно было добавлять: «Я вся внимание». Доггер и так понимал, что я имею в виду.

– Давайте сначала разберемся с мелкими деталями из первого письма, – заговорил Доггер. – Мозг устроен так, что он часто считает себя умнее, чем есть на самом деле. Речевые штампы используются здесь для того, чтобы помешать вычислить автора с помощью анализа грамматики или словоупотребления. Намеки вроде «игра началась» и «кошка среди голубей» предполагают, что получатель писем обнаружен. «Положи свои деньги туда же, где твой рот» может быть намеком на шантаж, в то время как «Не позволяй траве расти у тебя под ногами» можно трактовать как смертельную угрозу. Имя Ганеман, конечно, относится к Самуэлю Ганеману – основателю лечебного метода под названием «гомеопатия».

– Подобное лечится подобным! – добавила я. – Доктор Дарби говорил об этом.

– Именно, – подтвердил Доггер. – Возможно, это указание на то, что темные дела доктора Брокена, какими бы они ни были, имеют отношение к этому методу.

– Настойка бальзама, – сказала я. – «Бальзамический электуарий Брокена».

– Может быть, не с самого начала. – Доггер объехал грязный серый ферги, который полз с черепашьей скоростью. – Может, ближе к концу.

– «Да сохранят нас святые!» – воскликнула я. – Это в письме! Относится к перевязанным ленточкой костям и пеплу, которые я обнаружила в садовом сарае мисс Трулав! Кто-то их ищет!

– Возможно, – сказал Доггер, – но не обязательно.

Должно быть, изумление отразилось у меня на лице.

– Но давайте на секунду задумаемся о втором письме.

Я подняла бумагу перед собой, пока Доггер говорил.

– Это намного проще. Приветствия нет. «Прощай, прощай» означает, что попытка шантажа не удалась и что обличающие улики вот-вот попадут в руки властей.

– Или уже попали, – предположила я.

– Нет. Тогда не было бы смысла писать письмо. Последнее требование, если хотите. Прямая угроза.

Мои мысли крутились со скоростью несущегося поезда.

– Фраза «Неужели в Галааде не осталось бальзама?» – продолжал Доггер, – прямо относится к электуарию доктора Брокена. Чтобы не осталось ни малейшего сомнения, кому это адресовано. Остальная часть письма самая важная.

– «Бабочка, бабочка, улетай домой», – процитировала я не письмо, но детский стишок. – «Твой дом в огне, и дети ушли, все, кроме одной, и ее зовут Энн…»

– Анастейша, – сказал Доггер, и у меня кровь похолодела.

Анастейша Прилл.

И она мертва.

Должно быть, спрятаться под противнем не удалось.

– Мы нашли ее тело в кухне, – прошептала я, чуть не выронив письмо из внезапно онемевших пальцев. – В точности, как она нам говорила. Эти письма – угроза бизнесу отца. Она не стала говорить нам, что это угрозы в ее адрес, угрозы ее жизни.

– Нет, – согласился Доггер. – Не стала.

У меня в гиппокампусе зазвонил колокольчик.

– Постой, – сказала я. – Я кое-что вспомнила. Ты говорил, что не веришь в существование писем.

– Полагаю, я говорил, что они почти наверняка существуют, мисс Флавия, но миссис Прилл украла их сама.

– И?