– Меня называют Сестрой милосердия, – сказал он с усмешкой, – все остальные; но я не против. Кто-то же должен присматривать за вами, простаками, а то будут проблемы, если вы не сможете за собой уследить. Кроме, конечно же, вас, сэр, – он кивнул Жэрвейну, который хохотнул.
– Я благодарен вам за помощь не меньше остальных, Том, – сказал он. – Я не много знаю о повозках, как вы уже могли заметить.
Том усмехнулся.
– О, да, я этим лет двадцать, нет, тридцать уже занимаюсь, и нет ничего, что я не знаю о повозках. Нет у меня дома, семьи, знаете ли, так что я забочусь о тех, кому я необходим в этих поездках. И, скажу я вам сейчас, да и потом скажу, когда покинете нас и пойдете своим путем: я вам желаю удачи, а это редко говорю. Ухаживать за кем-то – это, по большей части, благое дело. И мне будет жаль расстаться с вами, ребята.
Поездка длилась уже два долгих месяца и к тому времени, как мы отделились от каравана, мы все были покрыты ссадинами от седел, парализованы болью в каждом дюйме костей, мыщц и кожи от того, что спали на земле, и сыты по горло всем происходившим.
Единственными, кто не был настолько подвержен тому, что для нас, девушек, было отчаянным бременем, были Жэрвейн и Великодушный: Жэр все также был спокоен и радушен как в день, когда впервые вошел в наш дом, больше трех месяцев назад; а Великодушный продолжал дружелюбно трусить в хвосте каравана, словно ему не было дела до окружающих. Мы все похудели, окрепли и отрастили космы. Том пожал всем руки и пощекотал Великодушного под подбородком; пожелав нам удачи, как и обещал, он сказал, что мы встретимся через полгода. Он заедет поздороваться и забрать пару лошадей, что мы взяли с собой из каравана.
Непривычные условия путешествия утомили всех, нам было не до разглядывания окрестностей, которые мы проезжали. В основном были заметны ямы на дороге, камни под нашими одеялами и то, что с листьев на деревьях, под которыми мы спали, капала роса.
Свернув с главной дороги по направлению к нашему новому дому, который был уже в нескольких милях отсюда, мы впервые осмотрелись и проявили интерес к земле, по которой путешествовали.
Мы были в самом центре страны, далеко от моря; это была холмистая местность, в отличие от равнинной, пересеченной реками земли, что мы покинули. Мы отделились от наших спутников на рассвете, а поздним вечером уже были на главной (и единственной) улице Синего Холма. Дети кричали о том, что мы подъезжали, а люди, прикрывая глаза руками, глядели на нас через свои маленькие, холмистые, аккуратно скошенные и вспаханные поля. Мы увидели побеги пшеницы и кукурузы, овса и гречи; там были коровы, овцы, свиньи, козы и даже несколько крепких, лохматых лошадей в упряжке. Большинство людей продолжили свою работу: приехавшие останутся, а вот день скоро кончится; но в городке дюжина, или чуть больше, человек ждали, чтобы увидеть и поприветствовать нас.
Жэр, чудесным образом, нашел где-то свою тетю с шестью детьми - она держала небольшой трактир; эта тетя знала, что Жэр хотел привести с собой невесту обратно к холмам, на которых он вырос, и именно она написала ему о пустующей кузнице в их родном городе. Ее улыбка приободрила нас, сиротинушек, потерянных в дикой природе, и заставила нас почувствовать себя не такими забытыми.
Она представила нас остальным собравшимся, что толпились вокруг; некоторые признали (или сделали вид, что признали) в Жэрвейне паренька, который жил за соседним холмом и уехал в город больше десяти лет назад. Родной город Жэра, Гусиное Место, названный так, как место отличной зимней охоты , и наш новый дом, Синий Холм, не имели четких границ, здесь одна главная улица плавно переходила в другую. Поля и фермы неравномерно распределились между деревнями Танцующий Кот, Гусиное Место и Красным Грифоном – заведением тети Жэрвейна.
Тетю Жэрвейна звали Мелинда Ханиборн, она была вдовой уже четыре года и работала в Грифоне, управление которым она полностью приняла на себя после смерти мужа. Она сказала двум старшим детям, застенчиво стоявшим у парадных ворот Грифона, приглядеть за домом и младшими, а сама влезла в нашу повозку и поехала с нами «посмотреть наш новый дом». Я же подняла двух младшеньких детишек и посадила перед собой в седло Великодушного.
Дом был расположен на окраине города и скрыт от глаз прохожих стенами деревенских домов, несколькими деревьями, которые в этом конце деревни не мешали проезду, и неровностями здешней земли. Большинство ферм находилось на востоке от деревни, пересекаясь с лесами, полями и рекой, по обеим сторонам от главной дороги. Гусиное Место по большей части скрывалось от глаз за большим лесом на холме с юго-запада, с землями фермеров, опоясывающими его и поднимающимися чуть выше по холму. Ближайшим городом было Солнечное Поле, примерно в трех днях пути, через густой лес на северо-запад от Синего Холма, но никто никогда не ходил тем путем, а окружная дорога занимала, по меньшей мере, неделю. Наш дом был рядом с тем лесом, в который никто не ходил.