Явь оказалась ужаснее всех моих тревожных снов. Я брела, выбившаяся из сил, измученная, голодная и разбитая. Перепачканные юбки царапали кожу, а ноги с каждым шагом горели и ныли все сильнее. В гудящей от усталости голове билась лишь одна мысль: «Надо найти Чудище». А он все не отыскивался. Не хватало сил даже позвать его — да и откликнись он, я бы не услышала, оглохнув от изнеможения. Никогда еще замок не казался таким огромным. Я прошла сотни залов, тысячи покоев, но даже своей комнаты не обнаружила, и ни разу до меня не донесся шелест крахмальных юбок Лидии и Бесси. В замке царили запустение и промозглая сырость, словно здесь уже много лет никто не жил. По углам темнели странные тени — не иначе как пыль и паутина. Хорошо, что я догадалась прихватить фонарь; мало какие из свечей оживали передо мной, да и те, едва затеплившись, почти сразу гасли, словно истратив все силы. Рука с фонарем затекла и задрожала, а вместе с ней и пламя в колбе, но его тусклый свет не мог развеять темноту, в которой скрывалось Чудище. В тишине звучало лишь одинокое эхо моих спотыкающихся шагов.
Я шла и шла; потом, зацепившись о край какого-то ковра, растянулась на полу. Выпавший из руки фонарь погас. Я лежала ничком, не в силах шевельнуться. Сами собой полились слезы. Презирая собственную слабость, я заставила себя привстать и посмотрела безнадежным взглядом в дальний конец коридора. Во мраке блеснула крошечная лужица света. Свет! Поднявшись на ноги, я поплелась туда.
Это оказалась комната, в которой я впервые увидела Чудище и которая приснилась мне прошлой ночью. Свет от едва теплящегося камина проникал в коридор через приоткрытую дверь. Я толкнула ее, и она заскрипела. Хозяин замка сидел в своем кресле, правая ладонь с загнутыми пальцами все так же покоилась на коленях, будто он ни разу не шелохнулся, пока меня не было.
— Чудище! — вскричала я. Он не двигался. — Не умирай! Не умирай, прошу тебя! Вернись ко мне!
Зарыдав, я опустилась на колени, лихорадочно завертела головой и увидела, что ваза с розами по-прежнему стоит у его локтя, но цветы побурели, и пол усеян осыпавшимися лепестками. Вытащив у Чудища из кармана белоснежный платок, я окунула его в воду, а потом уложила Чудищу на лоб.
— Очнись, любовь моя.
Медленно, как сменяют друг друга столетия, он открыл глаза. Я не смела дышать. Он моргнул, и в погасших глазах мелькнул проблеск света.
— Красавица…
— Я здесь, милый.
— Я подумал, ты не сдержишь слово.
Он говорил без тени упрека, и я сперва не нашлась что сказать.
— Поздно выехала, — объяснила я. — А потом целую вечность блуждала по лесу.
— Да, — проговорил он с запинкой. — Прости. Я не мог помочь.
— Ничего. Главное, ты жив. Теперь ведь все будет хорошо? Я никогда больше тебя не покину.
— Все будет хорошо, — улыбнулся он. — Спасибо тебе, Красавица!
Я со вздохом начала подниматься, покачнулась от слабости и ухватилась за подлокотник. Комната завертелась, как черная вода в водовороте, я начала оседать, но Чудище выставило руку, и я опустилась ему на колени.
— Прости, — пробормотала я.
— Ты очень устала, тебе нужно отдохнуть. Все позади, ты уже дома.
Я покачала головой. Теперь, когда самая страшная опасность миновала, стали робко напоминать о себе и другие мысли.
— Рано. Сперва надо зайти к Доброхоту — если бы не он, я бы не выбралась из леса. Я спешила прежде всего отыскать тебя. И я должна еще кое-что тебе сказать.
— Позже.
— Нет, сейчас. — Я постояла, дожидаясь, пока все вокруг перестанет качаться и кружиться. Слышно было дыхание Чудища — не помню, чтобы он дышал, когда я вошла в комнату. — Смотри! Солнце всходит…
Заря простерла над лесом розовые персты, а в окно лился нерешительный утренний свет, и мы наконец увидели друг друга.
Я обратила внимание, что на Чудище уже не тот коричневый камзол, который был в день моего отъезда, а другой, золотистый.
— Теперь мне тем более не заснуть, — сказала я. — Утро на дворе. Лучше позавтракаю. — Я встала и подошла к окну. Вместе со светом крепли мои силы. Облокотившись на подоконник, я выглянула в сад. Никогда еще он не казался мне таким прекрасным. Чудище встало рядом. — Как приятно вернуться…
— Твои родные обрадовались новостям?
— Да, — кивнула я. — Грейс теперь себе места не найдет, пока не получит подробных известий о Робби. Но это ничего. Предполагаем, что он приедет с гонцом, который везет ему письма от Грейс и отца. Ты мне позволишь — хотя бы иногда — поглядывать в волшебное зеркало? — робко попросила я.
— Конечно. Хотя молодого священника мне, сказать по правде, жаль.
Я выглянула в окно и спросила, обведя рукой раскинувшийся внизу сад и луга:
— С тобой… с замком ничего не случилось непоправимого из-за моей… задержки?
— Нет, Красавица, не тревожься.
— А если бы я не вернулась? Что бы произошло?
— Произошло? Ничего. Совершенно ничего.
Я распахнула глаза в недоумении. Его слова словно застыли между нами в утреннем свете.
— Ничего? Но… — Я не хотела напоминать ни ему, ни себе о том мертвенном оцепенении, в котором я застала его, войдя в эту комнату.