Красавица Амга

Вполголоса ругаясь, Сарбалахов отошёл и натолкнулся на Угрюмова. Ротмистр, уже без кителя, весь взвинченный, топтался как беговая лошадь на старте.

— Ну?

— Мать не хочет выйти из чулана. Вы не обращайте на неё внимания.

— Добрый вечер, мадемуазель Кыча.

Кыча в шубе сидела молча, прижавшись к стене. На лице лишь затравленно горели глаза.

— Раздевайтесь, Кыча. В одежде — неудобно. Стесняетесь? Ничего, это на первых порах… Некоторые женщины предпочитают, когда их раздевают мужчины. И вы, может…

— Не подходите!

— Ка-ак не подходить?! Я вам муж… Куда и зачем я пойду от собственной жены? И чего вы боитесь? Родители ваши согласны. Ведь мы не тайком… Или страшно впервые? Не бойтесь, милая.

Рассудив, что объяснений достаточно, Угрюмов перешёл к действиям — протянув руки, он нагнулся над девушкой. Кыча, напружинив ноги, внезапно ударила ими ротмистра в грудь. Попятившись, ротмистр чуть не упал.

— Ах так? Есть женщины, которым нравится поломаться. Знаю я и таких!

Угрюмов схватил Кычу за левую руку и потянул её к орону, когда заметил в правой её руке уже занесённый и направленный в ударе нож. Ротмистр успел вывернуть её руку, и выпавший нож звякнул об пол. Угрюмов отшвырнул Кычу к стене.

Ааныс закричала дурным голосом и вцепилась в его спину. Ротмистр, не оборачиваясь, толкнул её прочь, поймал вскочившую Кычу, повалил на орон и сверху донизу разорвал на ней платье.

— Суонда! Суон-да-а! — отчаянно закричала Кыча.

Весь превратившийся в глаз и ухо, Суонда в два прыжка очутился за перегородкой, оторвал от Кычи Угрюмова и, схватив его в охапку, вышвырнул, как сноп, из чулана к камельку. И встал, загородив собою вход в чулан.

— Стреляйте! Стреляйте же в него! — в поиске револьвера хватаясь за бок, закричал упавший ротмистр.

Харлампий заклацал затвором, досылая патрон в патронник, но Суонда, изловчившись, выдернул за ствол винтовку из его рук. Харлампий, не устояв, растянулся на полу. Страшней медведицы, защищающей детёнышей, взревел, потрясая стены дома, Суонда и застыл, подняв над головой, как дубинку, винтовку, готовый обрушить страшный удар на голову того, кто посмеет шевельнуться. Ротмистр и Харлампий лежали на полу, вобрав головы в плечи. Сарбалахов сделал движение выхватить из кармана пистолет, но Суонда, заметив это, сейчас же подскочил к нему и, целя прикладом в голову, заорал:

— А-аа-ы-ыы!

Побледнев, Сарбалахов выдернул из кармана руку.

— Суонда! Что с тобой? Успокойся! — Аргылов стал осторожно подходить к Суонде.

А тот, как юла, вертелся на месте, стараясь одновременно уследить за всеми. Увидев, что Харлампий вытягивает из-за голенища торбасов нож, Суонда занёс винтовку над его головой. Улучив момент, Аргылов незаметно схватил свою берданку и спрятал у себя за спиной. Увещевая и успокаивая своего хамначчита, старик Митеряй всё подходил, подходил к Суонде сзади и, подойдя, изо всех сил ударил его окованным в железо прикладом чуть ниже затылка.

Суонда начал медленно поворачиваться лицом к хозяину и вдруг рухнул к его ногам. Ротмистр, Харлампий и Сарбалахов, все трое, набросились на Суонду и стали вязать его.

— А он жив ли? Может, мы вяжем труп? — спросил, останавливаясь, Сарбалахов.

— Живой, живой!

— Он нам нужен живым. Увезём в слободу, мы там с него семь шкур спустим!

Сарбалахов повернул голову Суонды к себе.

— Старик Митеряй, а рука у тебя до сих пор ещё тяжела!

Остывший ротмистр преувеличенно властно распорядился:

— Собирайтесь! — И подхватил с крюка шубу.

Суонду, всё ещё в беспамятстве, потащили к выходу. Ротмистр злобно плюнул в сторону перегородки и вышел.

Кыча изо всех сил забилась в руках матери, пытаясь освободиться.

— Суонда!

Сарбалахов подошёл к перегородке:

— Дочка твоя рвётся поехать с нами? Можем взять с собой.

— Нет! Тарас, почему ты нас мучаешь? Что мы тебе сделали плохого?

— Спроси дочку! Запомни, Кыча: брезговать Сарбалаховым — нажить себе врага! Мы ещё наведаемся…

— Собаки!

Ааныс зажала Кыче рот.

— Покажем ещё, какие мы собаки!

Захлопнулась дверь. Затих вдали удаляющийся скрип санных полозьев. Мать с дочерью, обнявшись, плакали. Аргылов некоторое время стоял, прислушиваясь к ним, что-то хотел сказать, да не нашёл что.

— Тьфу! — сплюнул он, оглядев ружьё. — Сломал об затылок того сатаны… Хорошее было ружьё…

— Суонда! — захлёбываясь слёзами, заплакала Кыча.

— Жив он, голубка моя! Его оглушили. Бог поможет…

Шатаясь, Кыча вышла в переднюю и упала на опустевший орон возле дверей.

С непривычной поспешностью объехав окраинные южные наслеги, Валерий и Томмот возвращались назад в предрассветных сумерках зимнего утра.