— Ох, эта усадьба, конечно, удивительное место, а гоблины уродливы каждый по-своему, не спорю, — сказала Джуп со вздохом, — но я всегда мечтала о путешествиях и открытиях, а вовсе не о том, чтобы угождать капризному мальчишке. Разве можно назвать настоящим приключением то, что нас взяли в плен и заперли в огромном странном доме? Я хотела еще раз посмотреть на тот прекрасный звездопад и на лес, полный светлячков, но отсюда ничего не увидать — окна крошечные, и все спрятано за еловыми ветвями и вечным туманом. Даже если нам удастся когда-нибудь выйти на улицу — это будет всего лишь остров, та же тюрьма. Неудивительно, что принц пытался отсюда сбежать. Даже ему здесь не нравится…
— Ему не нравится то, что здесь нет привычных ему развлечений, — проворчал Мимму. — Роскоши, увеселений, танцев до самого утра. Разряженных в пух и прах гостей, равных ему по происхождению — другим пускать пыль глаза ниже его достоинства. Вряд ли Его Цветочество хотя бы на миг задумывался о путешествиях или открытиях, а звездопад ему заменяли тысячи свечей, фонарей и светящиеся от восхищения глаза придворных. Цветочная и прочая знать — страшные домоседы! Они очень привязаны к своим дворцам и соглашаются покинуть их только ради визита в ближайшую усадьбу, где затеяли бал или какой-то другой праздник с реками нектара и танцами до утра — а на следующий день зовут гостей к себе и веселятся еще пышнее и причудливее, чтобы затмить соседей.
— Если бы не сегодняшний день, — сказала Джуп задумчиво, — я бы тоже посчитала, что балы и забавы целыми днями напролет — это весело. Но теперь я куда лучше представляю жизнь принца Ноа — и почему-то она не кажется мне такой уж счастливой…
— Не вздумай его жалеть! — мэтр Абревиль снова разволновался. — Это крайне опасно! Ты начнешь считать его кем-то вроде человека, судить о нем по человеческим меркам, и в конце концов…
— Я считаю, — продолжала Джуп, словно не слыша его, — что нам нужно рассказать о том, что проклятие теперь сидит во мне, и что мы хотим доставить его в Росендаль! Мы объясним ему, что отправились в путь, чтобы чары его мачехи признали преступными. И он согласится, что наиболее разумно будет отпустить нас — так мы принесем ему куда больше пользы!..
— Ну вот! Этого-то я и боялся! — воскликнул в отчаянии волшебник, и тут же поспешно зажал себе рот, испугавшись, что эти слова прозвучали слишком громко. — Да, боялся, — повторил он куда тише, но суровее. — Забудь об этом! Большей ошибки ты не сможешь допустить, даже если очень постараешься.
— Но почему? — Джунипер искренне недоумевала, отчего Мимму не оценил по достоинству ее прекрасный план. — Если мы объясним, что проклятие нужно доставить в Росендаль, чтобы разрушить, то Ноа должен нам помочь. Это же именно то, чего он желает!
— Он желает, — мрачно сказал Мимулус, — чтобы проклятие было уничтожено. И ты бы могла догадаться, Джунипер, какой способ уничтожить проклятие он посчитает самым простым и быстрым, если узнает, что суть проклятия, основная его формула — заключены в тебе.
— Что ты хочешь этим сказать… — начала было говорить Джуп, а потом запнулась. — То есть, он может подумать, что проклятие можно уничтожить ВМЕСТЕ СО МНОЙ?!
— Именно так, — согласился мэтр Абревиль. — Лесные создания почему-то всегда истолковывают магические законы самым примитивным образом.
— А это… действительно поможет принцу?
— Понятия не имею. Но, полагаю, Его Цветочество и гоблин Заразиха решат, что стоит на всякий случай попробовать. Тем более, что твоя жизнь — или смерть — для них имеют ничтожную важность.
Джум молчала, ошарашенная этой простой мыслью, которая до сих пор не приходила ей в голову. И вправду, ничто не указывало на то, что в принце имеются запасы великодушия или милосердия, способные остановить Ноа — если вдруг Его Цветочеству покажется, что ради избавления от злых чар нужно принести в жертву не слишком-то интересного человека вроде Джунипер Скиптон.
— Тогда, Мимму, — наконец сказала она твердо, — ты просто обязан рассказать мне, почему принца Ноа наказали этим проклятием! Я имею право знать, что он за существо и на что способен!
И как мэтр Абревиль ни вздыхал, как ни отнекивался, она стояла на своем. Честно сказать, Мимулус и сам начинал склоняться к тому, что Джуп лучше знать о принце как можно больше — чтобы не испытывать более соблазна быть с ним искренней или поддаваться жалости. Но ему, как никому другому, было тяжело нарушить подписку о неразглашении и прочие законы, запрещавшие ему говорить о преступлении принца дома Ирисов.