— И пропустить возвращение мисс Лорен в общество Нового Орлеана? Никогда!
— Это не то! — я настаиваю, слегка смущенная концепцией Старого Света.
Мои родители устраивают вечеринку 12-го числа, которая случайно совпадает с моим возвращением в Новый Орлеан, и в приглашении могло быть что-то о том, как они приветствуют мое возвращение… и моя фотография могла быть на обложке. Неважно. Я не собираюсь делать из этого событие, я отказываюсь быть «звездой города», как любит говорить мама. Я вообще не хочу быть знаменитостью.
— Бьюсь об заклад, все эти джентльмены-южане сгорают от желания, как следует разглядеть ее взрослой, — продолжает Роуз, как будто проходит прослушивание на роль Скарлетт О'Хара.
Конечно, мама поддерживает ее, и вместе они переходят к разговору о вечеринке. Вместо того чтобы присоединиться, подхожу к холодильнику и играю в игру «Если я это съем, умру?» в поисках закуски. Решаю, что яблоко безопасно, и вгрызаюсь в него как можно громче, в надежде, что это заглушит их голоса. Вечеринка — это все, о чем моя мама говорила последние несколько недель, и если мне еще раз придется выслушивать подробности, я пойду на автовокзал и исполню предсказание этого экстрасенса. К счастью, им не требуется много времени, чтобы перейти от разговоров о вечеринках к жизни Роуз в Бостоне.
Мама делает все возможное, чтобы убедить Роуз вернуться в Новый Орлеан, хотя этого никогда не произойдет. Роуз любит свою жизнь на севере, свою карьеру и своих друзей. А также мужчин. Со времен старшей школы ничего не изменилось. В течение последнего десятилетия я слушала, как Роуз рассказывает о своей личной жизни в мучительных подробностях. О каждом поцелуе, каждой схватке между простынями. У нее никогда не было недостатка в любовниках. Тем временем у меня был Кларк, воспитанный бухгалтер — зануда. Я не думаю, что он когда-либо прикасался ко мне, не спросив сначала моего разрешения, и, хотя согласие — это здорово, не думаю, что мне нужно ставить подпись на пунктирной линии перед каждым поцелуем.
Роуз провела свои 20 с небольшим лет, выясняя, что ей нравится и что не нравится в спальне. Я свои 20 с небольшим потратила время на то, чтобы понять, что предпочитаю — пиццу в глубокой тарелке или фаршированную корочку. Мои выводы: я люблю пиццу. И не могу избавиться от чувства, что мне нужно наверстать упущенное в любовном плане. Я изголодалась по страстному любовнику. Мне нужен Фабио без всех этих волос. Мне нужен Пепе ле Пью без запаха. Мне нужно, чтобы некая безответная подростковая влюбленность, черт возьми, окупила себя.
— НЕ надо, — предупреждает мой мозг, — НЕ ходи туда.
Но уже слишком поздно. Я не могу остановиться. Время от времени мой разум возвращается к воспоминаниям о нем, которые все еще живы, воспоминаниям о том, каково было быть влюбленной в кого-то, когда я была такой молодой и глупой. Не помогает и то, что я стою здесь, на кухне, в месте, где мои мимолетные воспоминания легко воскресают в трехмерном техническом цвете.
Моим щекам становится жарко, и я прижимаю к ним ладони, пытаясь унять то ощущение, которое нарастает внутри меня. Мама спрашивает, не наступила ли у меня ранняя менопауза, и я угрожаю отправить ее в дом престарелых.
— Я имею в виду, думаю, что вся гипотеза «используй это или потеряй» научно доказана, — указывает Роуз. — Возможно, ты действительно высыхаешь.
Я игнорирую ее, все это время пытаясь убедить себя забыть о Бо, повторяя ту же мантру, которую использовала с тех пор, как впервые переехала в Коннектикут, в школу-интернат. К этому моменту эти слова заклеймили мою душу: «Это было всего несколько месяцев. Я едва знала его». И тогда я добавляю кое-что новое: «Я едва знала себя!» Имею в виду, я думала, что Evanescence будет существовать вечно, как и тугие кудри Джастина Тимберлейка! Впрочем, такие рационализации не имеют значения. В лучшем случае они бесполезны, в худшем — бредовые, потому что за последние 10 лет я сотни раз прокручивала в голове каждую из наших встреч, превращая каждую из них в фантазии и сны настолько, что даже не могу вспомнить, что было реальным, а что я выдумала.
Неужели он действительно учил меня танцевать здесь, поздно вечером, в лучах заходящего солнца, просачивающегося между деревьями?
Был ли у меня когда-нибудь во взрослой жизни романтический опыт, который хотя бы приблизился к этому? Однажды на мой день рождения Кларк купил мне массаж для двоих. Это была приятная мысль, пока он не выбыл через три минуты из-за того, что слишком боялся щекотки. В течение оставшейся части моего массажа я слышала, как он спорил в вестибюле о частичном возврате денег.