Красавица и босс мафии

Габриэлла поднимает на меня глаза, как только слышит мой голос. Несколько прядей ее волос распущены и падают на лоб, но я не позволяю себе сосредоточить внимание ни на этом, ни на каком-либо другом участке ее тела, пока. По крайней мере, пока она не заговорит.

— Все в порядке. Не ругай его, Галард уже извинился передо мной. — Я трижды прокручиваю в голове ее слова, прежде чем их полное отсутствие смысла отражается на моем лице.

— Что?

— Он извинился передо мной, — повторяет она, а затем стонет от боли, пытаясь пошевелиться. Интересно, как сильно она ударилась головой. Если судить по ее положению, то очень сильно и прямо в стену.

— Галард! — Имя животного вырывается между зубами, когда в моих жилах поселяется небывалое желание добраться до Габриэллы и проверить ее состояние.

— Не ска…, — начинает она, но останавливается, снова задыхаясь от боли, и я решаю, что поставить Галарда в стойло — не более приоритетная задача, чем добраться до моей малышки.

В любом случае лошадь не станет нападать на нее снова, когда я здесь. Однако, когда я делаю шаг, намереваясь сократить расстояние между мной и Габриэллой, Галард бросает мне такой явный вызов, что я останавливаю свой шаг, ошеломленный. Заметив поведение животного, Габриэлла с некоторым трудом испускает долгий вздох.

— Все в порядке, Гал. — Она только что назвала Галарда по прозвищу? Гал? — Он не будет спорить ни со мной, ни с тобой. Он понял, что это был несчастный случай, — объясняет она, будучи абсолютно уверенной, что лошадь слушает ее, и я с удивлением наблюдаю, как Галард отступает, а затем поворачивается спиной ко мне и приближается к Габриэлле настолько, что может коснуться ее мордой.

Самое несносное животное Сицилии ласкает лицо Габриэллы, и я моргаю, не в силах поверить в то, что вижу. Девочка издаёт болезненный смешок и продолжает разговор с лошадью.

— Я знаю. Я знаю. Все в порядке, Гал. Я уже сказала, что простила тебя, не драматизируй. — Наступает пятисекундная пауза, во время которой, видимо, голоса в голове Габриэллы шепчут ответ, который она приписывает лошади, прежде чем бразильянка снова заговорит. — Я в порядке. После душа я буду выглядеть отлично, но что с твоей лапой? Тебя укусила змея, Гал?

Я смеюсь, не в силах сдержать себя, потому что она бредет. Габриэлла в бреду! Ее сбило животное размером с Галларда, и теперь она гладит его и пытается успокоить, беспокоясь о здоровье лошади, в то время как ее собственное тело явно нуждается в уходе.

Габриэлла улыбается мне в очередной бессмысленной реакции. Ей больно, она переживает за лошадь больше, чем за себя, и улыбается мне. Это результат сотрясения мозга. Так и должно быть. Даже она не может быть настолько неразумной.

Я качаю головой из стороны в сторону, медленно отрицая это, но улыбка на моем лице отказывается умирать.

— Ты можешь помочь мне встать? — Спрашивает она, пробуждая меня от оцепенения, в которое меня погрузила невероятная ситуация, и я начинаю двигаться. На этот раз Галард не вмешивается, и мне удается добраться до девушки.

Я опускаюсь рядом с ней на колени и ощупываю ее тело, ища переломы. Она хнычет, когда я касаюсь ее ребер, но ничто не указывает на серьезную травму, и я не скрываю облегченного вздоха, который вырывается у меня.

— Я собираюсь поднять тебя, — говорю я ей, обхватив ее руками за шею и пропустив свои под ее спиной и коленями. Она кивает, подтверждая, и я встаю, увлекая ее за собой.

Держа ее на руках, я поворачиваюсь, готовый покинуть конюшню. Однако пять пар глаз, которые я нахожу, уставившись на меня, останавливают меня. Моя мать, мой отец и три моих брата находятся в конюшне и наблюдают за происходящим с изумлением, которое было бы оправдано, если бы вместо меня, держащего Габриэллу на руках, перед их глазами стояла сама Ла Санта с розой и кинжалом.

Я даю им не более двух секунд, прежде чем начинаю идти, хотя тот факт, что забота о Габриэлле помешала мне заметить появление пяти человек, да, заслуживает внимания. Но не сейчас. Однако почти шепчущий голос малышки заставляет меня остановиться, опасаясь, что я причинил ей какую-то боль своим движением.

— Дон. — Я понимаю, что она впервые называет меня так. Ты и сэр — почти всегда ее любимые формы обращения, за исключением тех случаев, когда она кончает, когда Габриэлла выкрикивает мое имя. Я смотрю вниз на ее лицо, и ее темные глаза наблюдают за мной, волнуясь. — Что ты делаешь?

— Несу тебя домой.

— Я могу идти, сэр, — мягко говорит она, и смех, вырвавшийся из моего горла, лишен юмора.

— Нет. — Я возвращаюсь к ходьбе и смотрю прямо перед собой.

— Дон.

— Нет, Габриэлла.

— Витторио. — Голосом, который слышу только я, она призывает к близости, и все, что я делаю, это снова смотрю ей в лицо. — Люди смотрят, — говорит она так, словно мы совершаем величайшее из преступлений.

— Ну и пусть.

* * *