Красавица и босс мафии

— Хорошо, дорогая моя, я организую тебе поездку. — Автоматическим движением я свожу наши тела вместе, и вскоре мои губы растягиваются в огромной улыбке, ища его в безудержной благодарности.

Витторио, однако, не принимает быстрый поцелуй, который я собиралась ему подарить, и превращает встречу наших губ в нечто достаточно непристойное, чтобы заставить член, примостившийся между моих ног, затвердеть. Я стону, наслаждаясь тем, как легко скользит по моему клитору вода и как крепче становятся пальцы дона, лежащие теперь на моей талии.

Когда его губы спускаются по моему подбородку и целуют каждый сантиметр кожи, пока он не захватывает один из моих сосков, я вздыхаю, чувствуя, как все мое тело захватывает ощущение, которое все еще нельзя назвать знакомым, но которое с каждым днем становится все менее странным: счастье.

* * *

— Что это? — Спрашиваю я, чувствуя, как холодный материал прижимается к моей шее.

Бесшумные приходы Витторио продолжают удивлять меня, но уже не пугают. Несколько секунд я ощущаю прикосновение его пальцев к моей шее, прежде чем он делает шаг назад, и я поворачиваюсь к нему лицом, чтобы дотронуться до тонкого ремешка, обернутого вокруг моего горла.

Сидя на одном из шезлонгов у края бассейна, я ждала его, читая новую книгу. Я начала делать это через неделю после начала наших занятий по плаванию. Они проходят не каждый день, но когда Витторио подтверждает их в середине дня по смс, невозможно остановить беспокойство о том, что скоро наступит время, потому что плавание, это не единственное, чему я учусь, когда мы приходим сюда. Простое осознание того, что он хочет видеть меня полностью обнаженной, держит меня в напряжении на протяжении всех часов, предшествующих его приезду.

Я попеременно смотрю то на лицо дона, то на маленькую черную бархатную коробочку рядом со мной, где до девяти вечера ждет своего часа анальная пробка, которую Витторио подарил мне чуть больше недели назад. От одного только представления о том, какое чувство охватывает меня каждую ночь, когда с ней умело обращаются руки дона, у меня сжимаются бедра. Его хриплый смех говорит о том, что он точно знает, о чем я думаю.

— Подарок, Габриэлла, — отвечает он, все еще смеясь, и я поднимаю другую руку, касаясь ожерелья всеми пальцами и предвкушая, как увижу его, как только найду зеркало.

Осязание подсказывает мне, что толщина жесткой окружности не превышает пяти миллиметров, а в центре, прямо над горлом, есть небольшое возвышение, похоже, отмеченное камнями. Я никогда не умела угадывать формы, но контур, подсказанный кончиками пальцев, в сочетании с довольным взглядом мужчины, уставившегося на мою шею, позволяет мне быть уверенной в том, что сейчас висит на моей шее: роза, его роза. Я встаю и откидываю голову назад, глядя на него.

— Спасибо, — говорю я, чувствуя, как учащается сердцебиение и пульсирует киска. Мои соски вдруг становятся чувствительными под полотенцем, а кожа покалывает, требуя прикосновений.

Это не первый подарок Витторио, но невозможно остановить свое тело, чтобы оно не повторяло ту же реакцию каждый раз, когда дон отмечает меня. Особенно когда я слышу его следующие слова.

— Никогда не снимай его, Bella mia. — Его рука тянется вверх и жестом, ставшим привычным после несчастного случая в конюшне на прошлой неделе, касается заживающего пореза на моем виске.

— Да, сэр, — произношу я, и этого достаточно, чтобы пульсация между ног превратилась в боль.

Я приподнимаюсь на цыпочки и прикасаюсь губами к губам Витторио, а затем соединяю их вместе и смачиваю языком его нижнюю часть. Его свободная рука проникает в мои волосы, и он захватывает мой рот в поцелуе, который заставляет меня сделать то, что я больше всего люблю в противостоянии его воле: сдаться.

ГЛАВА 47

ВИТТОРИО КАТАНЕО

Закрываю глаза и сжимаю руки в кулаки, сдерживая инстинкт насилия, контролирующий мой расстроенный пульс. Мне не нужно зеркало, чтобы понять, что вены на шее и лбу, кажется, вот-вот взорвутся, потому что я чувствую их с каждым безумным сокращением.

Дверь в офис учебного центра открывается, и в нее входит Маттео, такой же бесстрастный, как и всегда, бросая вызов моему нынешнему душевному состоянию. Я тут же бросаюсь на него, прижимаю его тело к стене и перекрываю доступ воздуха, прижимая предплечье к его шее и поднимая его на ноги.

Консильери смотрит на меня, держа руки свободно по бокам, не решаясь реагировать. Его глаза переходят с моего лица на газеты, разложенные на стеклянной столешнице стола позади нас, и заголовки, выведенные на ней. Мужчина даже не моргает на них.

Сегодня утром Италия пестрела фотографиями нас с Габриэллой во время морской прогулки, о которой она меня попросила. Но если фотографии наших предыдущих прогулок, которые я публиковал в прессе, были стратегически спланированы, чтобы спровоцировать Коппелине, то те, что разбросаны повсюду, не имеют иного намерения, кроме неприкрытого разоблачения.