Красавица и босс мафии

Если подумать, то, скорее всего, именно этого она от меня и ждет, просто усложняет мне жизнь, чтобы потом жаловаться и бросать на меня грязные взгляды. Ну, Луиджия, постарайся, потому что твой босс уже сломал все мои датчики самосохранения, косые взгляды меня не пугают.

Я просто хочу поспать, пока мой тюремщик не придет завтра за мной на работу, вот и все. Спать и не думать. Уснуть и забыться.

В конце длинного коридора она наконец останавливается перед деревенской деревянной дверью, я смотрю на другие двери, все закрыты и без внешних решеток. Интересно, кто живет за ними, и живет ли кто-нибудь за ними. Луиджия поворачивается ко мне, ее губы и лицо искажены отвращением, когда она говорит.

— Questa è la tua camera(Это твоя комната) — Я не понимаю ни слова.

То есть мне кажется, что я понимаю что-то вроде "это", но она говорит слишком быстро, нанизывая одно слово на другое, и в конце концов я начинаю сомневаться, что она говорит о комнате. Но мое замешательство длится только до того момента, когда она открывает дверь, и мои глаза расширяются, когда я вижу, что за ней.

Я несколько раз моргаю, чтобы убедиться, что видение не является каким-то розыгрышем моего измученного разума, но Луиджия жалобно машет рукой в сторону интерьера комнаты, и я переставляю ноги.

Конечно же, работа еще не закончена.

Я рабыня, и нет никакого смысла в том, чтобы меня освободили от обязанностей вместе со всеми остальными работниками дома. Но, оглядывая комнату вокруг себя, я не понимаю, что эта угрюмая женщина может ожидать от меня здесь. Все в идеальном порядке. Большая кровать расправлена до блеска, на поверхностях немногочисленных предметов мебели в комнате нет пыли, а оконные стекла просто сверкают чистотой. Если честно, не похоже, чтобы комнаты, которые я сегодня весь день убирала под руководством Луиджии, были действительно грязными. По сравнению с этим замком особняки, в которых я провела последние несколько месяцев, кажутся свинарниками.

Я поворачиваюсь к женщине, пытаясь сообразить, как спросить, чего она ждет от меня, не имея под рукой ни чистящих средств, ни инструментов, но когда вижу, что она уже почти дошла до двери, сердце подскакивает в груди, напоминая мне и себе, что оно все еще способно отбивать ритм, отличный от мирного и апатичного, в котором оно билось последние несколько часов.

— Non uscire da questa camera a meno che non sia stato ordinato! Capisci? (Не покидай эту комнату без приказа. Понятно)? — Говорит она, а я просто смотрю на нее, застыв.

Во-первых, потому что не понимаю ни слова, а во-вторых, потому что мой мозг делает неверные предположения. Это не может быть моей комнатой.

Полноценная спальня.

Это не камера и не подземелье. Это не грязная каморка, предназначенная для такой никчемной жизни, как моя, и не то, что я могла бы себе представить за все то время, что прошло с тех пор, как я покинула свой дом, если бы мне было до этого дело.

Это целая комната.

Луиджия фыркает, когда я ничего не отвечаю.

— Si svegli alle sei. (Вставайте в 6 утра).

Она закрывает дверь, бросив еще несколько слов, которые я не понимаю, и я слышу, как поворачивается ключ, запирая меня внутри. Я поворачиваюсь, чтобы еще раз оглядеться вокруг и рассмотреть каждую деталь, на которую раньше не обращала внимания, потому что это не имело значения, но теперь… Теперь…

Постельное белье, покрывающее высокий матрас, — белое и жгуче-розовое, на вид мягкое. Сизый мягкий ковер покрывает большую часть пола от кровати до другого конца комнаты, где на обшитой деревом стене, как и на полу, есть место для камина. Огромные окна выходят на бескрайние просторы виноградных лоз, а с потолка свисает люстра, достойная голливудского фильма.

Слезы катятся по моему лицу, не спрашивая разрешения и прежде, чем я успеваю что-либо предпринять, мощный, неконтролируемый плач сотрясает мои плечи. Тяжесть последних событий обрушивается на меня разом, как будто одиночество наконец-то сняло пленку неверия, которая упорно застилала мне глаза.

Колени опускаются на пол, я обнимаю себя, плачу, сворачиваюсь калачиком, когда множество мыслей проносятся сквозь меня, не выбирая и не контролируя, как каждая из них попадает в меня, пока я не сворачиваюсь в позу эмбриона на мягком ковре.

Одиночество. Я совсем одна, меня похитил жестокий человек, и теперь я нахожусь по другую сторону единственного мира, который когда-либо знала. Раньше я никогда не чувствовала особой поддержки, но, по крайней мере, рядом со мной были люди моей крови. За исключением Ракель, им было все равно, я знала, что им все равно, но я также знала, что я им нужна, что я могу обеспечить их настолько, что они не бросят меня.