Тогда я знала, кто я такая. Но кто я теперь, помимо того ничтожества, которым меня называли? Худшая из всех уверенностей, которые сидят во мне, это то, что я никогда больше не увижу свою сестру. А еще настойчивая мысль о том, что, даже если каким-то чудом мне удастся вернуться домой, я, скорее всего, найду Ракель мертвой. Если меня не будет рядом, чтобы позаботиться о ней, гарантировать ей лекарства, кто это сделает? Какая судьба может быть хуже смерти для моей малышки?
Может быть, это было бы актом милосердия, может быть, мне следовало выбрать сестренку, когда Витторио предложил мне выбор. Это была одна из немногих вещей, которые я действительно узнала сегодня: Витторио Катанео — так зовут человека, которому я принадлежу.
Свернувшись калачиком на полу, я понимаю, что какой бы мягкой ни была кровать в моем распоряжении, я никогда не узнаю, каково это, лежать на ней, потому что я этого не заслуживаю.
Изнеможение — это ветер, который уносит все мои силы разом, собирая воедино часы, проведенные за работой с тех пор, как я ступила на порог этого замка, долгий перелет, смену часовых поясов, эмоциональное смятение, в которое я превратилась, и все остальное, что можно добавить к этому счету.
ГЛАВА 17
— Чезаре сказал мне, что ты привез домой новую игрушку. Какой породы новая лошадь? — Спрашивает Тициано, входя в мой кабинет, где должна была состояться рабочая встреча после поездки. Но, конечно же, мой надоедливый брат нанес визит до того, как младший босс начал выполнять свои обязанности. Я подношу пальцы к вискам, массируя их, а затем откидываюсь в кресле и поднимаю глаза на неудобного, но необходимого посетителя.
Он сел напротив меня, умудряясь выглядеть любопытным и в то же время незаинтересованным в моем последнем приобретении, что почти заставляет меня улыбнуться, потому что означает, что он думает, что это, на самом деле, лошадь. Чезаре, вероятно, использовал слово "питомец" и позволил своему старшему брату интерпретировать его так, как ему хочется.
Я бы позволил Тициано оставаться в неведении, если бы не знал своего брата достаточно хорошо, чтобы понять, что стоит ему только взглянуть на Габриэллу, как он превратит ее в мишень. Насмешливое предположение, которое я высказал матери, было небезосновательным.
Если мой младший босс не настолько глуп, чтобы, использовать шанс, завести внебрачного ребенка, он, конечно же, будет просто трахать Габриэллу на всех поверхностях, которые найдет в своем крыле, пока ему не надоест бразильская киска. И хотя я еще не решил судьбу девушки, но уж точно притащил ее сюда не для того, чтобы она стала последним трахом недобосса.
— Это не лошадь, и ты к ней не подойдешь. — Его брови приподнимаются, и он отказывается от расслабленной позы, в которой сидел в кресле перед моим столом, выпрямляется и опирается локтем на подлокотник.
— Ты привел домой женщину? Иностранку? — Риторически спрашивает он. — Похоже, не я один думал о бразильских кисках. — Он напоминает мне о том обвинении, которое я выдвинул против него, но я просто игнорирую его. — Мама сойдет с ума.
— Поверь мне, я прекрасно знаю, что мама возражает против присутствия девочки.
— Она уже знает? Где эта девушка? В ее крыле? Можно ее ко мне?
— Тициано… — Моего тона достаточно, чтобы предупредить его, что мое терпение приближается к пределу.
Брат вздыхает, снова выпрямляя расслабленную позу, и, словно поворачивая ключ, на его лице появляется маска серьезности.
— У нас не было никаких осложнений во время твоего отсутствия, Дон. — Его правая рука сжимается в кулак, после чего он подносит ее к левой стороне груди и произносит следующие слова. — Я служил семье, я охранял нашу честь, я защищал наши секреты. Я родился в крови, погиб в огне и возродился из пепла. Только перед Саградой я склонюсь. — Я киваю, принимая его слова, и он опускает руку.
— Хорошо. Есть ли новости от ЦРУ?
— Нет, Дон. После ухода Адама Скотта ни один агент не проявляет особого интереса к его расследованию. Наши контакты провели необходимую очистку данных, и изъятый груз уже возвращен нам. Он прибыл в пункт назначения в Техасе. — Я нахмурил брови, обдумывая полученную информацию.
Руководство дона мало чем отличается от правления короля. Когда кольцо передается преемнику, память гарантирована, но все зависит только от того, как это наследие будет культивироваться в течение многих лет правления. Одни будут известны как миротворцы, другие — как кровожадные, третьи — как уравновешенные, и, что неизбежно, найдутся и те, кто будет известен как слабый или бесчестный. Я уже давно решил, что мне все равно, как меня будут называть, главное, чтобы до тех пор, пока кольцо Саграды будет на моем пальце, никто не смел называть ее иначе, чем она того заслуживает: самая могущественная организация в мире.
Семья Адама Скотта погибла, потому что он имел смелость поставить это под сомнение, и это не то послание, которое я готов позволить распространить. Он был примером, и я надеюсь, что другие крысы его породы достаточно умны, чтобы понять это.
— Хорошо.