Все дело в том, что я не верю, что Рафаэла — единственная женщина во всей организации, которая хочет быть больше, чем просто женой. Об этих женщинах заботятся и защищают с самого рождения, это гораздо больше, чем было у меня, гораздо больше, чем я смела желать. Для меня свобода не так привлекательна, как, должно быть, кажется им. Однако я понимаю, что, когда самые страшные чудовища, с которыми ты можешь столкнуться, это твои родители и братья, а остальные, те, у кого нет ни лица, ни тела, это просто сказки, рассказанные перед сном, эта истина не кажется абсолютной.
Дон смотрит на меня так, словно я только что закончила говорить на греческом или латыни. Его взгляд согревает мое тело, когда кажется, что он обнажает мою душу.
— Что бы ты выбрала? — Спрашивает он спустя долгое время.
— Думаю, не все клетки держат нас внутри, некоторые сделаны так, чтобы не пускать монстров. Я просто считаю, что должен быть выбор, хотя я также думаю, что отсутствие возможности выбирать, это смехотворно низкая цена за защиту.
И снова между нами воцаряется тишина. Я доедаю хлопья и подношу стакан с соком ко рту. Сказанные и услышанные слова крутятся в голове, не зная, где им лучше обосноваться.
— Тебе придется терпеть мою компанию на мероприятии через четыре дня. — Он меняет тему, когда я кладу на тарелку кусок торта, и я вздыхаю с облегчением. Я знаю, что это я начала разговор, но этот взгляд… Не знаю, как долго я смогу держать себя в руках. Мне требуется несколько секунд, чтобы обработать информацию, потому что Витторио впервые говорит мне что-то заранее, но объяснение приходит вскоре. — Мне нужно, чтобы ты подготовилась.
— Подготовилась? — Спрашиваю я, ставя тарелку на стол.
— Ты считаешь себя хорошей актрисой, Габриэлла?
— Единственная роль, которую я когда-либо играла, это дерево, в школьном спектакле в шестом классе, — говорю я, и Витторио сначала наклоняет голову, как бы сомневаясь в том, что он только что услышал, а потом разражается громким смехом, который преображает все его лицо, и я, заразившись, тоже смеюсь.
— Что ж, тогда, полагаю, тебе придется порепетировать. Мне нужно, чтобы ты сыграла свою роль.
— И что ты дашь мне взамен? — Слова вылетают у меня изо рта, и, когда я подношу к нему обе руки, прикрывая его, уже слишком поздно, я уже сказала то, чего не должна была говорить.
Мои глаза расширяются от осознания того, что я только что пыталась торговаться с Доном. Господи, почему я такая сумасшедшая? Я даже не собиралась ничего просить.
Но поскольку каждый раз, когда я просила Витторио о чем-то, получала именно такой ответ, я подумала, что будет забавно увидеть, как заклинание обернется против колдуна. Однако на этом все и закончилось. Это должно было остаться только в моих мыслях, слова не должны были быть произнесены вслух.
Выражение лица Витторио не поддается никакому определению, оно ясно, как вода, и говорит: "Ты с ума сошла?".
Я нервно хихикаю, прежде чем спросить:
— Что тебе нужно от меня? Какую роль я должна сыграть?
— Роль влюбленной женщины.
ГЛАВА 34
— Я до сих пор не могу поверить, что ты сказала это дону! — говорит Рафаэла, наполняя стакан водой, и я, тяжело дыша, бросаюсь на диван в одной из гостиных в крыле Витторио.
Мы отодвинули столы, и вот уже два часа моя подруга пытается научить меня танцевать традиционный итальянский вальс, пытаясь и терпя неудачу. Рафа пьет воду длинными глотками, и когда она отнимает стакан ото рта, он почти пуст.
— Я даже сама не верю, что сказала ему это, — признаюсь я, вспоминая утренний разговор, когда я сказала дону, что он должен спрашивать женщин, чего они хотят.
— И я до сих пор не могу поверить, что у тебя остался язык на месте после таких слов. — Еще два глотка, и стакан пуст.
— О, не будем забывать, что дону нужен мой язык, чтобы я могла притвориться, что влюблена в него. — Она наполняет бокал во второй раз и протягивает его мне.
— И твои ноги, чтобы танцевать, потому что ты в него влюблена. — Рафа опустилась на диван рядом со мной.
Мы смеялись над абсурдом, над всеми моими словами, которые, как я представляла, Витторио мог бы предъявить мне этим утром, но притворяться влюбленной среди этого точно не было.
Выучить традиционный итальянский танец, чтобы потанцевать с ним? Серьезно?
Кем бы ни был мой ангел-хранитель, он, должно быть, сейчас смеется от души. Четыре дня. У меня есть четыре дня, чтобы научиться танцевать, и, если первые попытки что-то значат, я сильно сомневаюсь, что у меня получится. Я не танцор, а танец, который Витторио попросил меня выучить, абсурдно сложен, полон движений вперед-назад, поворотов и шагов, которые моя голова не в состоянии обработать.
— Я опозорюсь, — произношу я вслух. — И, что еще хуже, я опозорю Дона.