Девушка уже взялась было за дверную ручку, но потом остановилась. Прежде она всегда знала, что сказать в любой ситуации: она привыкла общаться с жителями деревни и легко находила бойкий ответ, мягкий упрек или веселую подковырку. Теперь же она обнаружила, что очень просто черпать из памяти слова, подходящие к тем или иным обстоятельствам, а вот говорить от сердца – все равно что тянуть тяжелое ведро из глубокого колодца.
– Мне... очень жаль, – тихо проговорила она. – Я очень сожалею. Не следовало мне трогать твою розу.
Она заставила себя посмотреть в глаза хозяина замка – у животных таких глаз не бывает.
Чудовище грустно улыбнулось.
– Ты была моей пленницей. С чего бы ты стала меня слушать. И... Все равно это не имело бы значения... Словом... ты права. Сам я не смог бы разрушить проклятье.
Чудовище посмотрело на свои огромные задние лапы. Тишина повисла в коридоре, точно мягкий снежный покров.
– Спокойной ночи, – сказала в конце концов Белль, открывая дверь и заходя в комнату.
Но Чудовище уже безмолвно ушло, слившись с темнотой.
Стоило Белль закрыть за собой дверь, как в комнате сгустилась тяжелая, почти осязаемая тишина. Девушка прислонилась к твердой деревянной створке и закрыла глаза. Наверное, следовало бы подпереть дверь стулом, но Белль почему-то казалось, что Чудовище сегодня ночью уже не вернется. В таком случае какой смысл баррикадироваться?
Она потерла лицо ладонями, чувствуя себя опустошенной, выжатой как лимон. Потом Белль вспомнила о красивых тазе и кувшине, стоявших на комоде, налила немного воды в подставленную ладонь и протерла лицо.
– Здесь есть полотенце, если желаете, – подала голос тетушка-гардероб у нее за спиной.
Каким-то чудом Белль не подпрыгнула от испуга, а только вздрогнула.
А еще почувствовала себя глупо: рядом с комодом висела симпатичная мягкая мочалка.
– Спасибо.
– Если нужна горячая вода, мы можем немедленно ее принести, – с надеждой добавила тетушка-гардероб.
– Нет, право, не нужно, благодарю вас.
Хотя возможность обтереться горячим полотенцем и впрямь казалась весьма заманчивой.
Дома ей приходилось совмещать кипячение воды с приготовлением завтрака или ужина: у них было всего два горшка, и в одном готовилась еда. Устроенная отцом автоматическая система доставки воды обеспечивала их чистой, свежей, холодной водой в любое время дня и ночи, но, чтобы нагреть ее, приходилось затратить немало сил. Иногда Белль ставила горшок на отцовскую печь, если в ней горел огонь.
Вот только прямо сейчас ей совершенно не хотелось общаться с маленькими одушевленными «неживыми» предметами. Присутствия... гардероба ей хватало за глаза.
Однако не успела она додумать эту мысль, как в дверь постучали. Белль машинально проговорила: «Войдите!» – и лишь потом пожалела об этом.
– Простите, что беспокою, мисс. – В комнату вперевалочку вошел какой-то предмет, сделанный из кожи и металла, – Белль даже не успела задуматься, каково его изначальное предназначение. На своей... спине предмет осторожно нес несколько толстых поленьев. Следом за ним скакал Люмьер.
– Я подумал, нам стоит... обеспечить вас всем необходимым, чтобы не тревожить ночью, – сказал маленький канделябр. Его спутник аккуратно сгрузил поленья в очаг, потом повозился с веточками и положил в камин растопку. Люмьер грациозно наклонился и легким движением ладони-свечи поджег ее. Во мгновение ока в камине весело заплясал яркий огонь.
– Спасибо, Люмьер, – тепло поблагодарила его Белль. Разумеется, она и сама могла бы растопить камин и даже почистить, в отличие от принцесс-белоручек, которые, вероятно, жили когда-то в этой комнате. Но она тихо порадовалась, что вещи решили «не тревожить ее ночью».
К счастью, канделябр воздержался от своей обычной болтливости: он отвесил еще один поклон и поскакал к двери. Другой предмет – возможно, это был лакей – последовал за ним.
Огонь весело потрескивал, скорее подчеркивая тишину, нежели нарушая. Белль потянулась, зевнула и принялась расшнуровывать корсаж.
– У меня есть несколько очаровательных ночных рубашек, если желаете, – с готовностью предложила тетушка-гардероб.
– Ах... нет... не сегодня, благодарю, – отказалась Белль. – Не обижайтесь.
– Ну какие могут быть обиды, – откликнулась тетушка-гардероб излишне поспешно.
– День выдался странный... и очень длинный, – сказала Белль так терпеливо, как только смогла. – Я просто хочу... поспать. Б своей собственной одежде.
Госпожа-гардероб сделала какое-то движение, которое Белль не могла описать: стала словно бы мягче, ее углы округлились, точно резиновые.
– Я понимаю, милая, – сказала она, на сей раз с гораздо большим сочувствием. – Поспите. День и впрямь выдался долгий, даже для нас.
– Спасибо, – вздохнула Белль. Она сняла фартук и верхнее платье, потом рубашку, аккуратно сложила одежду и положила на стул. Если госпожа-гардероб и полагала, что лучше убрать все это в ее ящики, то благоразумно ничего не сказала.
Оставшись в одной сорочке и нижнем белье, Белль приподняла на удивление мягкое и теплое пуховое одеяло и скользнула в кровать.