Поэтому девушка, дрожа, обхватила себя руками за плечи, сунула босые ноги в туфли и приготовилась к долгому путешествию до кухни и кладовок.
Но когда она открыла дверь, за порогом стояла статуя.
Белль сдержалась и не завизжала, зато отпрыгнула назад. В такую рань девушка еще не успела толком проснуться, а из-за холода могла думать только об одном: как сильно она замерзла.
На этот раз листья расположились более продуманно, тщательно копируя черты человеческого лица... или нечеловеческого... На память Белль пришли изображения Зеленого человека, которые она видела в книгах про древние английские церкви: широкие листья, точно грива, обрамляют лицо, листья поменьше образуют плоский нос и незрячие глаза. Плющ, обвивающий «ноги» существа, был покрыт белым инеем. «Значит, оно пришло с улицы».
– Что за... Это еще что такое?
Если до этой секунды Белль еще раздумывала, не снится ли ей сон, то простые слова озадаченной тетушки-гардероба развеяли ее сомнения.
Белль обернулась и приложила палец к губам. Она не хотела, чтобы ей помешали.
– Тебя послала моя мать?.. – спросила она, снова поворачиваясь к нежданному гостю.
За эти несколько секунд статуя успела поднять руку и теперь указывала зеленым пальцем куда-то за спину Белль.
Девушка обернулась, но ничего не увидела.
– Окно?.. – спросила она, снова поворачиваясь к двери.
Статуи там уже не было.
– Страх-то какой, – пробормотала тетушка-гардероб.
Белль не ответила, решив, что нельзя терять время и вежливостью можно пренебречь. Она подошла к окну.
Бледные нити паутины уже добрались до него, затянув стекло толстой сетью. Испугавшись, Белль прижалась лицом к стеклу, пытаясь разглядеть, какую часть замка успела поглотить паутина.
Оказалось, довольно большую. Толстые, как веревки, нити покрыли все внешние стены, а от них во все стороны тянулись тонкие побеги-щупальца, ползли по земле, точно ища новые вертикальные поверхности, на которые можно взобраться.
Белль содрогнулась и постаралась не поддаваться острому приступу паники. В конечном счете замок полностью скроется под толстым слоем паутины, и тогда уже никто не сможет выбраться наружу.
Потом девушка заметила, что за окном как-то уж слишком туманно. У нее ушло еще несколько мгновений, чтобы понять: она смотрит на тонкий слой льда, зажатый между двумя белыми нитями паутины. По ледяной поверхности прошла рябь, и в следующий миг Белль поняла, что видит не двор замка, а свой собственный дом. Стоит ночь. Какой-то темный силуэт приближается к дому, нет, два силуэта: всадники. Они мчались на огромной скорости, но в самый последний миг остановились, так что кони поднялись на дыбы и протестующее заржали.
Белль отпрянула, напуганная странным видением. Она не сомневалась: там происходит что-то ужасное.
Ехавший первым всадник спешился, потом подошел ко второму и помог ему слезть с коня... Это был высокий грациозный юноша, он спустился на землю легко – словно текучая вода. Все это Белль разглядела потому, что дверь домика приоткрылась и из нее заструился желтый свет.
– Нет! Не выходите! – не выдержав, прошептала Белль. Но ее мать уже стояла в дверном проеме и говорила с первым всадником – тот, похоже, нервничал. Потом к ним подошел Морис, пожал всаднику руку...
После чего видение началось сначала.
– Нет, – в замешательстве проговорила Белль. – Что это? Что там происходит? Это какой-то родственник? Они оба наши родственники? Это мой дядя? Что происходит? Почему ты мне это показываешь? Это он тебя предал? Ты переехала отсюда, чтобы укрыться от смерти и жестокости, а он тебя выследил?
– Понятия не имею, дорогая, – зевая, пробормотала тетушка-гардероб. – Но если выяснишь это, дай мне знать. А я, пожалуй, еще немного посплю... удачи...
Белль стояла и просматривала видение снова, и снова, и снова, совершенно позабыв о дровах. Кажется, прошло несколько часов. Наконец, когда во рту у нее образовался отвратительный привкус, а ноги потеряли чувствительность, она вернулась обратно в кровать и свернулась калачиком под одеялом.
Когда Белль проснулась во второй раз, солнце стояло высоко, заливая комнату желтым искрящимся светом.
– Доброе утро, мисс, – оживленно проговорила тетушка-гардероб. – Вы выяснили, что это была за статуя?
– М-м-м, нет... – ответила Белль, с трудом подбирая слова. – Мне кажется... У меня такое чувство, словно весь замок... Словно моя мать повсюду. Не знаю, жива она или мертва, только кажется, будто всё здесь наполнено ею... ее воспоминаниями. Как будто здесь витает ее... душа. Она определено пытается мне что-то сказать.
– Жаль, что она выбрала для этого такой жуткий способ. Ваше старое платье постирано, отглажено и готово к носке, – отчиталась тетушка-гардероб, радостно распахивая дверцы. Внутри действительно висело платье Белль, чистенькое, накрахмаленное, почти как новое, кипенно-белые фартук и рубашка разве что не блестели.
Рядом висело, искрясь и мерцая, золотисто-желтое бальное платье с такими длинными рукавами-фонариками, что из каждого вышел бы целый палантин, и накидка из такой же ткани, с меховой отделкой.