Красавица и Холостяк

И больше, чем немного лестной и приятной, хоть ее мозг и утверждал, что его показной собственнический инстинкт был великолепным действом на радость другим гостям. Но это понимание не мешало кульбитам в ее желудке от каждого прикосновения, каждой ласки, каждого прикосновения его губ к ее волосам, лбу или щеке. Страстные взгляды и жесты могли быть притворством с его стороны, но ее реакции — стайки бабочек, румянец, удовольствие — были искренними. Ее единственной, спасительной благодатью было то, что Лукас не знал, что она не такая великая актриса, как он.

— Лукас, — роскошная брюнетка в серебряно-черном платье в русалочьем стиле, который хорошо смотрелся только на худышках, скользнула к ним. Ее голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, мельком прошлись по Сидней, быстро утрачивая к ней интерес. Улыбаясь Лукасу, она прижала руку к его груди, ее пальцы погладили лацкан его пиджака. — Я надеялась, что ты будешь здесь сегодня.

— Здравствуй, Каролина, — нежно обвив запястье, он опустил ее руку. — Каролина, позволь представить тебе Сидней Блэйк, мою невесту. Сидней, Это Каролина Дрезден. Она владеет несколькими бостонскими бутиками.

Женщина рассеялась тихим чувственным смехом.

— Ты подаешь это только как бизнес-сотрудничество, Лукас, но ведь мы... друзья.

Ни стратегическая пауза, ни нарочитая интимность в «друзья» не ускользнули от внимания Сидней. Ее грудь сдавило, живот скрутило в тошноте.

— Приехав, я услышала слушок, что ты помолвлен, но не поверила ему. Должна признать, это определенно сюрприз, — Каролина еще раз изучила Сидней, фиксируя каждую деталь, и легкая усмешка сообщила, что под сюрпризом женщина имела в виду Сидней. — Сидней Блэйк, — промурлыкала она, постукивая пальчиком по своей сочной нижней губе. — Дочь Джейсона Блэйка?

— Да, — смогла собраться с духом Сидней.

— Вот как.

В переводе: теперь все стало на свои места. Гнев и смущение хитрой дорожкой проползли в Сидней, создавая нору в ее сердце. Разумеется, эта женщина подумает, что ее отец был единственной причиной, почему такой шикарный, чувственный мужчина, как Лукас захотел бы Сидней. Что правда, повернутая так близко к ее предположению, ощущалась как пепел на языке Сидней.

Подвигом, который бы заставил Геракла сесть в углу и сосать палец, она смогла собрать свое хладнокровие — неважно, что оно было изношенным и изорванным, как старый платок.

— Что ж, думаю, следует вас поздравить, — сказала Каролина с удовлетворенной улыбкой кошки, которая съела целую стаю канареек. — В защиту моей дружбы с Лукасом, я бы с удовольствием приняла вас в одном из своих бутиков. Но, боюсь, мои дизайнеры шьют на менее… — она сделала паузу, — …рубенсовских женщин.

— Убери свои коготки, Каролина, — резко приказал Лукас.

Слишком поздно. Ее стрела пронзила цель. И поспешное извинение Каролины не смогла скрыть ее злобу и ее злобное удовольствие. Боль разошлась взрывом в Сидней, грибовидным облаком (при ядерном взрыве), расширяющимся с каждым вздохом, режущим как бритва. Да, ей уже приходилось выслушивать критикующие комментарии и двусмысленные комплименты. Но этот было другим. Этот было личным. Злым. И все из-за мужчины, стоящего рядом.

Первый раз в своей жизни она поблагодарила мать за самообладание, которое она прививала Сидней с тиранической настойчивостью. Расправив плечи, Сидней кивнула.

— Я ценю ваше предложение, — мурлыкнула она ровным спокойным голосом, ни на йоту не выдающим унижения, клокотавшего в ее груди. — Было приятно познакомиться, мисс Дрезден. А теперь, если вы позволите.

И не ожидая согласия или разрешения от Лукаса, она развернулась и, пробираясь через густую толпу гостей, направилась к выходу.

Ее роль в сегодняшнем отвратительном представлении была окончена.

Она ушла.

Глава 10

— Сидней.

Как только Сидней преступила порог особняка, и вошла в фойе спустя сорок пять минут после отъезда с благотворительного приема, жесткий, твердый голос Лукаса приказал ей остановиться, повиноваться. Часть ее, привыкшая к этому с рождения, хотела подчиниться, покориться невысказанному приказу. Но другая часть — обиженная, разгневанная, раненая часть — безмолвно говорила ему и его крайне высокомерному поведению иди к черту.

И бунтовская сторона ее натуры победила. Она не остановилась и продолжила подниматься по лестнице к своей временной спальне.

— Черт побери, Сидней. Подожди.

Аккуратная, но настойчивая хватка остановила ее на полпути. Она напряглась, выдернула руку из его захвата, а он ее отпустил. И все же она вскипела. Какого черта? Неужели он ничего не понял еще в лимузине, когда она заткнула и оборвала все его попытки поговорить? Чего ему надо от нее? Неужели быть обозванной толстой одной из его бывших любовниц было не достаточным развлечением сегодняшнего вечера? Рубенсовская. Пышная. Величественная. Она уже слышала все эти слова, — ее так называли. А эти мудрые эвфемизмы зачастую сопровождались рекомендациями результативных диет или имен пластических хирургов — светил в области липосакции.