Красавица и Холостяк

Захватывая контроль еще раз, она поднялась на колени, обхватила широкое основание его эрекции и медленно скользнула по ней вниз. Головка раскрыла ее складки, прокладывая путь для толстой, большой колоны. О Боже, он заполнил ее. Растянул ее. Пометил ее. После такого большого количества раз она должна была привыкнуть к первичному сопротивлению ее тела его проникновению, но как человек мог привыкнуть к удовольствию настолько острому, что оно задевало восхитительные, ошеломляющие линии боли и экстаза?

Крошечные, прерывистые крики вырывались из ее горла, когда она поднималась и опускалась, поднималась и опускалась, поглощая еще большую его часть с каждым движением, пока не захватила каждый его дюйм. Он застыл под ней, его большое тело охватила мелкая дрожь, пока он сдерживался, чтобы не перехватить инициативу. Его пальцы погрузились в ее бедра и, возможно, оставили бы синяки. Синяки, которыми она бы дорожила.

— Ты ощущаешься так хорошо во мне, — прошептала она ему на ухо. — Так хорошо. Так толсто. Так жарко.

Лукас зарычал и потерял голову. Он схватил ее за попку и повел ее в дикой скачке, не оставив ей выбора, кроме как вцепиться в него крепче. Ухватившись за его плечи, она откинула голову назад, позволив ему поднимать и опускать ее по своему члену, вторгаясь в нее раз за разом. Его бедра высоко подлетали с каждым ее опусканием, и арии ее мокрого естества отпускающего ее, шлепки плоти о плоти и ее прерывистые крики наполняли комнату самой прекрасной оперой. Снова и снова она принимала и сжимала его в самых интимных объятиях, его член делал ее своей, каждый раз погружаясь в нее.

— Кончи для меня, милая, — прошептал он у ее горла. — И возьми меня с собой.

Он просунул руку между ними и потер большим пальцем ее клитор, обведя комок нервов трижды, прежде чем она скатапультировала в море восторга.

Когда ее голова, наконец, перестала мотаться, он шевельнулся под ней, напрягшись, налившись и излившись короткими мощными толчками, она вцепилась в него. Зависимая от его поддержки, и он поддержал ее. Даже когда огонь бушевал, кипел, он держал ее в своих руках.

Прижавшись щекой к его влажному плечу, она задалась вопросом, который тревожил ее с тех пор, как он открылся ей.

— Лукас?

— Да? — он провел ладонью по ее спине в успокаивающей ласке.

— Партнер твоего отца и его лучший друг. Тот, с которым изменила твоя мать, — она замолчала на секунду, уже зная ответ. — Это был мой отец, так ведь?

Пауза.

— Да.

Скорбь, боль и стыд взорвались в ее груди шрапнелью из эмоций. Часть про измену не удивила ее; проблемы Джейсона с верностью не были секретом в ее доме. Но обман лучшего друга с делом всей его жизни, пока тот был в трауре и скорби? Даже будучи таким эмоционально отдаленным и критичным, каким ее отец стал, она все еще не могла соотнести холодного, коварного человека, которого описал Лукас, с мужчиной, которого она знала.

Ее пробрала дрожь, и она вцепилась пальцами в талию Лукаса, будто пытаясь удержать то, чего никогда и не имела.

Шанс.

— Мне жаль, — прошептала она, едва способная вытолкнуть извинение из сжатого горла.

Его рука притормозила свое успокаивающее движение по ее спине.

— Это не твоя вина, милая.

Она не ответила. Не стала указывать на иронию в его словах, ведь он заставил ее заплатить часть от грехов ее отца. Отчаяние молотом ударило ее.

На секунду проблеск надежды мелькнул в ее душе. Но сейчас это луч угас от осознания, что она и Лукас были обречены, даже прежде чем они начали.

Глава 18

Сколько подобных приемов нужно выстрадать человеку, чтобы ему было даровано помилование? Проклятье, в последнее время их было очень много. Учитывая то, где Лукас вырос, он делал пожертвования в фонды поддержки грамотности, образования и технологий городских школ. Но сегодня он с большим удовольствием остался бы дома с Сидней. Даже если бы они просто смотрели детективные сериалы, которые она так любила. Что угодно вместо посещения очередного приема (этот посвящен приютам для животных?) и пустой болтовне. Или временной отключке сознания.

Как сейчас.

Он кивнул и пробормотал подходящий сочувствующий ответ, когда миссис Анита Гэмбл — супруга одного из богатейших финансистов Восточного побережья — выдала очередную обличительную тираду по поводу чудовищного обращения с ее прекрасной шитцу, Прелестью, у парикмахера.

Господи. Правда что ли? Но он улыбнулся и изобразил нужную взволнованную реакцию и ответ. Он улыбался и терпел это все, задаваясь вопросом, когда же начнется мозговое кровотечение.

В Чикаго он посещал огромное множество общественных приемов и вечеринок, но тогда он был холостяком-бизнесменом, которому многое прощалось. Но не женатому мужчине. И уж точно не мужчине, женившемуся под алым знаменем скандала.