Провал! Как же отсюда выбраться?
Дверь снова содрогнулась от удара, и я отступила вглубь комнаты.
— Унни! Унни, послушай… — начал ректор Стортон и замолчал.
— Продолжай, Олли, у тебя отлично получается, — тихим (как он, наверное, думал) шепотом подбодрил Дрангур. — Скажи, что ей нечего боятся.
— Унни, тебе нечего… — ректор Стортон замолчал.
— … нечего боятся! — прошептал Дрангур, и я против воли закатила глаза.
— Конечно, ей нечего! — проскрипел призрак. — А нам?
Вот… стало обидно до слез. Я думала, мы с Беном успели подружиться, хотя бы немного. Я всегда думала, что ему нравлюсь. В обычном смысле, человеческом. Не в таком, котором женщина может нравится мужчине. Но стоило ему узнать о том, что я русалка, — и он даже не хочет ко мне приближаться.
Глупая Унни! А на что ты рассчитывала?
— Унни, послушай. Я даю слово, что не причиню тебе вреда. Выйди.
Нет уж. Как известно, обещаниям мужчин не стоит верить. Тем более, если ты русалка, и он обещает тебя не убивать.
— Скажи, что мы отойдем, и у нас нет оружия, — прошипел Дрангур.
Интересно, он думает, я — глухая?
— Унни, послушай…
— Нет оружия… Оружия нет, да что же ты молчишь!
— У нас нет…
— Оружия! Оружия…
— Ору… Дрангур, а ты не мог бы уйти куда-нибудь? И ты, Бен? Давайте, двигайте отсюда оба.
— Но Олли…
— ВОН!
Послышалась возня, а затем снова повисла тишина.
— Унни, мы одни, выйди, пожалуйста.
Нет.
— ДА ПРОВАЛИСЬ ВСЕ К НИЗВЕРГНУТЫМ! — зарычал ректор Стортон. — Я ЧТО, РАЗГОВАРИВАЮ С ПУСТОЙ КОМНАТОЙ⁈
Да, так и есть. Уходи отсюда, пожалуйста. А я как-нибудь попробую сбежать.
— Унни, почему ты ничего не сказала? — вопрос прозвучал устало, и я услышала, как двери коснулась огромная лапа.
Чтобы он меня сразу убил?
Мою маму в деревне не любили. Все знали о том, что она — русалка. На гравюрах их рисуют с длинными рыбьими хвостами, но у моей мамы было две ноги, как у людей. Мачеха не знала точно, откуда она взялась, как будто отец, простой деревенский рыбак, просто выловил ее в море и привел в деревню, сделал своей женой. Моя мама жила там почти год, родилась я.
А потом она сбежала, должно быть, вернулась в море. Отец последовал за ней спустя всего пару недель.
Мачеха говорила, что мама была похожа и не похожа на людей одновременно. По ее рассказам я представляла себе высокую и изящную светловолосую женщину, которая ходит по деревне так, как будто плывет. Она совсем не скрывала то, кто она: могла уплыть в море на целый день и вернуться с наполненными жемчугом ракушками, могла разговаривать с рыбами, могла заговаривать волны. Даже одежду она себе мастерила из ракушек и водорослей, в детстве мне было ужасно любопытно посмотреть на такое, я даже пыталась сшить себе похожее платье. Не получилось, конечно.
Несмотря на неприязнь, деревенские маму не трогали. По оговоркам мачехи я поняла, что пытались, но она, наверное, была достаточно сильной, чтобы дать отпор.
Так они с отцом и жили, пока мама не ушла. Почему так случилось? Зачем русалке вообще понадобилось связываться со смертным мужчиной и рожать от него ребенка? У меня не было ответа на этот вопрос.
Прибыв в столицу, я узнала, что по человеческим меркам в деревне к моей маме, русалке, относились даже радушно. Потому что в столице говорили, что «этих тварей», которые топят корабли, надо убивать.
Хотя, если так подумать, откуда люди знают, что в гибели кораблей виноваты именно русалки? Море опасно и непредсказуемо.
Но вряд ли я смогла бы кого-то переубедить.
Ирма сказала мне, что русалок не видели уже много столетий, и я расслабилась, решив, что о моем происхождении никто не узнает, если я буду вести себя разумно и осмотрительно.
— Унни! — позвал ректор Стортон. — Унни, а вы знаете, что Дрангур сегодня утром испек ваши любимые булочки?
— С ревенем? — выпалила я и тут же зажала рукой рот.
Как вообще ректор Стортон понял, что я люблю булочки с ревенем? Возможно, не стоило отдавать им предпочтение перед любыми другими блюдами. Он за мной наблюдал? К щекам прилила краска.
— С ревенем и корицей. Выходите. Сейчас как раз время полуночного чая.
Не выйду.
— Унни! — послышался шорох, и я поняла, что ректор Стортон сел, прислонившись спиной к двери. — Почему ты ничего не сказала?
— Чтобы меня повесили?
Тишина.
— С чего ты взяла, что я собираюсь тебя вешать? Я рассказал тебе о том, кто я и откуда. Я думал… ты тоже расскажешь.
Его голос звучал глухо.
— Потому что твои чувства ненастоящие. — Я сама не заметила, как перешла с ректором Стортоном на «ты». — Потому что я тебя обманула. Это все русалочья магия. Из-за этого сошел с ума Ходж, из-за этого ты… чувствуешь ко мне то, что чувствуешь. Я должна была сказать раньше, но боялась. Потому я не могу принять твое предложение. Ни одно из них.
Ну вот, сказала.
— Унни… — начал ректор Стортон. — Нет. — В его голосе звучало сомнение. — Я почти уверен, что дело не в этом. Открой дверь, пожалуйста. Я хочу тебя видеть, пока мы разговариваем. Даю слово, что тебе ничто не угрожает.
— Я… не могу.
— Ты мне не веришь?
— Дверь открыть не могу, — откашлялась я. — Я застряла.
Глава 39