Красавица из Луизианы

Батистина быстро натянула на себя нижнюю юбку и тонкую рубашку, а ее товарки с охами и ахами делили между собой то, что совсем недавно составляло ее гардероб. Девушка кое-как устроилась вместе с Жоржем-Альбером на жесткой подстилке. Наверху, на палубе, стучали топорами. Батистина сообразила, что пираты чинят поломанные мачты и реи. Кто-то зычным голосом отдавал команды. Заскрипели канаты: пираты поднимали паруса. «Красавица из Луизианы» закачалась на волнах и медленно двинулась вперед. Девицы бросились к окошку:

— Ого! Вот это да! Фоккер их не повесил! И даже не утопил! — изумилась Дядюшка.

Батистина тоже подлетела к окну. Она встала на цыпочки и увидела поверх голов своих спутниц ужасную картину: брошенное пиратами, лишенное мачт и парусов суденышко отплывало вдаль. У Батистины перехватило горло… Она не могла вымолвить ни словечка, а только помахала рукой капитану Робино, едва державшемуся на ногах в окружении матросов… Жестокосердный Фоккер оставил бедняг посреди океана, лишив их надежды на спасение — в их распоряжении были только весла. И тут Батистина заметила, что господин Вейль склонился над распростертым на палубе телом.

— Господи! Ведь это… Легалик… Легалик… быть может, он жив? — прошептала девушка.

Батистина удивилась, не заметив на суденышке Гонтрана д’Обинье, но ей, в сущности, не было до него никакого дела. Она вновь растянулась на своей циновке и тотчас же уснула, хотя девицы продолжали шуметь и смеяться. Она обладала весьма ценным качеством: умением мгновенно забывать обо всем и жить только сегодняшним днем, только данной минутой.

Посреди ночи Батистину разбудил легкий шорох. Было темно. Она с трудом открыла глаза и прислушалась. Девушка испугалась, она была уверена, что шуршит крыса, а этих тварей она панически боялась. Батистина села и собралась позвать на помощь Жоржа-Альбера, но тот громко храпел. Рядом опять раздался шорох… Послышался чей-то шепот… Девушка немного успокоилась, предположив, что уж крысы-то не умеют говорить. Она снова улеглась на подстилку и заснула. Должно быть, она проспала довольно долго. Корабль покачивался на волнах, озаренный лунным светом. На борту царила тишина.

— Вы не спите? Вы проснулись? — раздался рядом с Батистиной настойчивый шепот. Девушка приоткрыла глаза, чуть привыкла к темноте и посмотрела в ту сторону, откуда доносился голос. К ней подползала Иностранка. Женщина была уже почти радом, Батистина могла дотронуться до нее рукой. Девушка тотчас же плотно смежила веки и сделала вид, что крепко спит. Но через секунду любопытство победило, и она приоткрыла глаза. Увиденное неприятно поразило ее: над ней склонилась Иностранка. Девушка ощутила на своем лице горячее дыхание…

— Я заметила, что вы пошевелились! Отвечайте же! — сладострастно зашептала Иностранка, проводя пальцами по плечу и руке Батистины.

Юную любопытную сороку охватил неподдельный ужас. Она постаралась дышать ровно и спокойно, изображая глубокий сон.

— Вы так бесподобно красивы! — шептала Иностранка над ухом Батистины. Сжавшаяся в комок девушка почувствовала, как рука этого чудовища коснулась ее груди, погладила бедра и попку, спустилась по ногам до щиколоток. Нервы у Батистины были напряжены до предела. Она что-то пробормотала, словно сквозь сон, перевернулась на другой бок и сильно ударила Иностранку ногой в живот. Батистине показалось, что та издевательски захохотала. Через секунду она с облегчением, но и не без разочарования увидела, как Иностранка поползла к Золотой Ляжке, чья циновка находилась в ногах у Батистины.

Наша юная героиня, понадеявшись на темноту, чуть пошире раскрыла глаза. Девицы храпели, стонали, кашляли, что-то бормотали во сне. Пираты снабдили их довольно большим количеством гамаков, и теперь эти гамаки раскачивались в лучах лунного света под тяжестью беспокойно ворочавшихся путешественниц поневоле. Батистина почти свернула себе шею, пытаясь получше рассмотреть, что же делает Иностранка. А та, встав на колени возле Золотой Ляжки, уверенно расстегивала на ней кофту. Она обнажила полные, словно спелые груши, груди девицы. Горячий, обжигающий ком застрял в горле у Батистины, она едва сдержалась, чтобы не закричать. Золотая Ляжка что-то забубнила спросонья, а Иностранка еще ниже склонилась над ней и принялась покусывать и ласкать вставшие торчком соски. Иногда она поднимала голову, и Батистина видела на ее лице выражение, похожее на то, какое бывает у завзятого гурмана, когда он поглощает свое любимейшее блюдо. Опытные руки Иностранки скользнули вниз, к животу Золотой Ляжки. Та нежно заворковала и окончательно проснулась. Батистина, пораженная и завороженная этим зрелищем, увидела, как заблестели в темноте глаза обеих девиц. Золотая Ляжка притянула к себе Иностранку, задрала ей юбку, а сама приподняла зад, выгнулась дугой и бесстыдно раздвинула ноги.

— Да, да, да! Ласкай меня! Ласкай! — шептала Золотая Ляжка прерывающимся голосом.

— Ты нарочно возбуждаешь меня, чтобы позлить новенькую! — пробормотала Иностранка и долгим поцелуем впилась Золотой Ляжке прямо в губы.