Красавица Миррил, чудовище Миррил

Барон Отрицательный жил милостью своих любовниц. Гонорары за сборники стихов были настолько малы, что вызывали не то, что недоумение, а даже нервный смех. Хотя будь у Барона полно денег, он всё равно бы голодал, не окажись рядом верной подруги, подносящей ко рту заветную ложку с едой. Всё та же миловидная официанточка Ирэн из его любимого паба «Бравый жеребец» приходила к нему раза два в неделю. Получая причитающуюся порцию звериного траха, Ирэн начинала хозяйничать в доме любовника. Стирала грязное бельё, мыла пол, вытирала пыль, готовила еду. Да, приходила она к нему всегда с корзинкой, полной продуктов, поскольку знала, что если не принесёт их, то Вито так и останется голодным (разве что его не накормит какая-нибудь залётная ябранка).

Из женской одежды у Вито в шкафу лежало лишь старенькое домашнее платье Ирэн. Такое, голубое с выцветшими вязаными розами на плечах. На Миррил оно было слега большое в талии и груди, село плохо, не подчёркивая стройную фигуру. Но, Святая Ненависть всё изрежь, это лучше, чем сидеть в доме незнакомого мужчины голой!

Перед тем, как отправиться на кухню вести неравный бой с яйцами, Вито отыскал для Миррил мазь «Спасатель» и порекомендовал втереть её в ушибы и ссадины. Девушка приняла из его рук тюбик и попросила покинуть комнату, так как собирается раздеться, чтобы обработать травмы. Часть Вито (Барон Отрицательный, то есть) не хотела покидать комнату для гостей, служившую так же и кабинетом, чтобы насладиться видом на прекрасную голую девушку, втирающую густой и пахучий крем в своё тело. Но здравомыслящая и тактичная часть Вито всё-таки взяла верх и ретировала хозяина на кухню.

– Так ты профессиональный поэт, да? – спросила Миррил. Она уже давно намазала ушибы и натянула на себя платье Ирэн. Ткань неприятно липла к пахучему средству, втёртому в кожу, но это была приятная неприязнь. Девушка чувствовала, как по телу растекается теплота. Она знала, что эта теплота – действие лекарственной мази. Не получив ответа, Миррил поставила статуэтку серебряной арфы на дешёвенький пластмассовый столик, что стоял рядом с диваном, и добавила: – Ничем больше не занимаешься?

Вито Шипнар как раз сыпал молотый перец на шкварчащие на сковородке яйца. Занятие это весьма ответственное, поэтому Вито ответил лишь после того, как поперчил:

– Если человек, целыми днями валяющийся на диване, пьющий пиво или чего покрепче, время от времени пишущий весьма сомнительной рифмой какую-то ересь может называться профессиональным поэтом... то да, я профессиональный поэт...

Миррил не стала ничего больше спрашивать. Шкварчание сковородки смешивалось с голосом Вито, и было невозможно определить, шутливо он это сказал, либо был серьёзен. А находясь в чужом доме, да ещё при этом, будучи разыскиваемой властями за тяжкие преступления, не следует вести себя грубо...

Девушка взяла со столика засмотренную до дыр желтоватую бумажку со своим точным портретом и условным портретом Дирока. На этой проклятой Святой Ненавистью и Святыми Уродцами вместе взятыми бумажке жирными буквами кровоточили три слова: «РАЗЫСКИВАЮТСЯ», «ОСОБО ОПАСНЫ». Внизу чёрным шрифтом, но не менее зловещим, чем кровавые клейма, был текст: «Ответственная за смерть двенадцати граждан Мистора (включая четырёх полицейских!) преступница Миррил на свободе. В сопровождении опасного сообщника. Любая помощь в их поимке будет вознаграждена на должном государственном уровне».

Любая помощь в поимке... Нет, Вито давно бы выдал Миррил. Она смутно помнила, но, кажется, он даже спас её от полицейских, попавшихся им на пути от канализационного люка, из которого Вито вытащил потерявшую всякую надежду на спасение девушку, до его убогого одноэтажного коттеджика. Но зачем ему взбрело в голову помочь? Ему своих проблем не хватает? Вон, потолок в трещинах, комната вся засранная, забросанная мятыми бумажками и прочим хламом...

– Обед подан, – оборвал размышления Миррил Вито, входя в гостиную с подносом, на котором лежала тарелка с яичницей-глазуньей с тремя желтками, ломтик хлеба, вилка и две простые белые чашки с янтарной жидкостью в них – без сомнения, чаем.

Комнату наполнил запах яичницы и крепкого чая. Вообще-то, яйца – не были любимым блюдом Миррил... Но если вспомнить, сколько времени она не ела... Нет, не хотелось вспоминать – хотелось есть. Дико хотелось. Как зверю.

Она смела еду за несколько секунд. Залпом выпила чай, несмотря на то, что он ещё не успел как следует остыть. И ощутила, что этого недостаточно. Что уродливый птенец голода только раскрыл ненасытный клюв и требует, требует, требует ещё.

– Вито, ты уже много сделал для меня, – произнесла Миррил и почувствовала, как начинает краснеть. – Но... Я так голодна, Святые Уродцы всё подери... Эти три яйца только разожгли аппетит. Я так давно ничего не ела... У тебя нет ещё еды?

Вито отстранил от губ чашку с чаем и ощутил, как краснеет сам.

– Прости, Миррил, но у меня в доме больше нет еды. Сказать по правде, я бы и сам не отказался чего-нибудь перекусить...