...Отношение к драгоценностям было сродни отношению к супругу: он Екатерину Васильевну совершенно не интересовал. Более того, чем сильнее Скавронский старался завоевать хотя бы малейшее расположение жены, тем большим холодом она его обдавала.
Словно нехотя, для того, чтобы выполнить досадные обязанности и забыть о том навсегда, Екатерина Васильевна родила двух девочек. Одну назвали Екатериной, другую Марией. Крошки Скавронские подрастали и, научившись лепетать, действительно напоминали двух жаворонков («skavronek» по-польски жаворонок).
На портретах с дочерьми Екатерина Васильевна выглядит нежной попечительной матерью. Должно быть, эти сеансы несколько разнообразили ее добровольное заточение. Иногда развлекал графиню беседами капитан военного корабля, который то и дело заглядывал на огонек к Скавронским в их уютное палаццо...
Да-с, самое время на безлюдном горизонте словно дремлющей женщины показаться хоть кому-то: кузену, скажем, другу детства, бедному, красивому офицеру, блестящему дипломату-острослову, модной знаменитости, наконец. Иначе как же сдвинуться с места нашему сюжету?
...С некоторых пор экипаж корвета «Пилигрим» перестал узнавать своего командира. Обычно он, настоящий морской волк, шутил, что на суше его укачивает, и случалось, что «Пилигрим» подымал паруса даже тогда, когда иные корабли предпочитали отстояться в безопасной неаполитанской бухте.
Теперь же капитан корвета пропадал на суше. Команда удивлялась: дует благоприятный ветер, по всему им должно бороздить морскую зыбь, а они стоят на якоре. Эти странности рассекретились очень быстро — овеянный ветрами морской волк пропадал в палаццо российского посланника. Знатные гости, навещавшие Скавронских, тоже то и дело натыкались на богатырскую фигуру бравого капитана. Многие думали, что тут ведутся переговоры по поводу приобретения Россией стоянки для военных кораблей на Средиземном море. Возможно, так оно и было, но лишь отчасти. Главная же причина того, что капитан военного корвета бросил якорь в доме посланника, заключалась в его жене.
* * *
Джулио Ренато Литта принадлежал к старинной итальянской аристократии. Его родословная брала начало от средневековых правителей Милана Висконти.
С четырнадцати лет он был записан в рыцари Мальтийского ордена. В девятнадцать начал службу и зарекомендовал себя человеком храбрым и опытным в морском деле. В 1789 году по дипломатическим делам Мальтийского ордена и России граф Литта побывал в Петербурге. Город, детище дерзкой воли Петра, произвел на него самое приятное впечатление. «Нельзя не поразиться при виде этой столицы, которая была основана только в начале нашего века, ее невероятно быстрому росту и расцвету. Здесь есть театры, в которых даются представления на русском, немецком, французском и итальянском языках, устраиваются балы, имеются клубы для любителей музыки, танцев, бесед, игр, не говоря уже о полной роскоши частной жизни». Если бы мальтийский рыцарь именно тогда встретил в Петербурге Екатерину Васильевну, он выразился бы более кратко: «Это самый прекрасный город на свете».
...Двадцативосьмилетний граф, однако, умел себя держать в руках: посещая Скавронских и развлекая прекрасную отшельницу разговорами, он ни единым словом не выдал своих истинных чувств. Капитан олицетворял саму сдержанность и благоразумие.
Сама Екатерина Васильевна тоже вела себя как добродетельная супруга. Единственное, что граф мог себе позволить, — это видеть предмет обожания.
Для Скавронской капитан был сродни нянюшке. Его рассказы о дальних странствиях, приключениях, забавных и драматических случаях напоминали прекрасной слушательнице сказки. Иногда, правда, Екатерина Васильевна расспрашивала капитана о нем самом.
— Почему, любезный синьор Литта, вы не женитесь?
— Я, как рыцарь Мальтийского ордена, дал обет безбрачия.
— О, Боже! А если вы встретите красивую девушку, которая покорит ваше сердце... Что вы будете делать? Ведь муки любви беспощадны.
— Прежде чем дать клятву, я долго проверял себя.
— И убедились, что женщины для вас не существуют? Ну, что же вы молчите?
— Позвольте мне не говорить об этом.
— Так о чем же говорить? О мальтийских рыцарях? О том, что наша государыня Екатерина не любит вас, католиков? О! Я ничего не понимаю в этом. Политика совсем не мое дело. Как жаль, что вы уходите от разговора, который интересен каждой женщине.
— Я ухожу на своем корвете и из Неаполя. Увы, синьора! Время моего счастья посещать ваш чудесный дом истекло. Бог знает, когда мы увидимся снова.
Граф Литта внимательно смотрел на безмятежное личико красавицы. Нет, в нем ничего не изменилось. И голос звучал равнодушно:
— И куда же вы уплываете, граф?
— К берегам Африки. Это далеко, синьора.
Литта безнадежно вздохнул. Ничем он не задел ее сердца. Она забудет его прежде, чем за ним закроется тяжелая дверь палаццо.
* * *