Новые кредиты — новые долги. Ничто не вечно под луной. В том числе и Советское правительство. Вдруг оно падет? Что тогда? Придет к власти новое. Революционное ли, контрреволюционное — неважно. И откажется от долгов старого так же, как большевики отказались от долгов царя и Керенского. Где гарантия, что такого не случится?
На это последовал ответ:
— Советская власть самая прочная из всех, какие знала Россия. Ждать ее падения — пустая трата времени. Прочность Советской власти — твердая и надежная гарантия… Ну, а если, паче чаяния, и произошел бы подобный невероятный метаморфоз, — тут Красин язвительно усмехнулся, — с кем
208
другим, а с контрреволюционным правительством вы наверняка столковались бы о признании всех и всяческих долгое за все времена…
Они разошлись, так ни о чем и не договорившись. Хотя все же выяснили, чего добивается каждый.
Красин добивался признания Советского правительства.
Ллойд-Джордж добивался того, чтобы этого не произошло.
Красин представлял социализм.
Ллойд-ДжорДж — империализм.
Империалисты же, потерпев поражение в интервенции, не сложили оружия, а переменили его. Их военные действия, по словам Ленина, «приняли форму менее военную, но в некоторых отношениях более тяжелую и более опасную для нас»', а именно — экономического и политического давления. Отказывая в кредитах, они уповали на голод и разруху, считая, что они доконают Советы и страна вновь подпадет под власть капитала.
Жизнь показала, что их расчеты построены на песке. Все усиливающийся кризис неумолимо толкал капиталистические страны к установлению экономических связей с Россией.
«Есть сила большая, чем желание, воля и решение любого из враждебных правительств или классов, эта сила — общие экономические всемирные отношения, которые заставляют их вступить на этот путь сношения с нами»
И действительно, в начале января 1922 года верховный совет Антанты постановил созвать всеевропейскую экономическую конференцию, пригласив на нее и Советскую Россию.
7 января итальянский премьер-министр Луиджи Факта — ему было поручено разослать приглашения — уведомил Москву, что конференция состоится в Италии, и официально пригласил правительство РСФСР участвовать в ней.
Советское правительство приглашение приняло. В состав его делегации вошли народный комиссар иностранных дел Чичерин, фактический глава делегации (председателем ее ВЦИК назначил Ленина, но трудящиеся, опасаясь за его жизнь, сочли невозможным выезд Ленина за границу, и ЦК РКП(б) специальным постановлением решил передать председательские полномочия Чичерину), член коллегии НКИД Литвинов, полпред в. Италии Воровский, Красин, Иоффе, Рудзутан и другие.
Решением Политбюро ЦК РКП(б) была создана комиссия
14 Б. Кремнев 209
по подготовке к конференции. Председателем ее был утвержден Чичерин, а одним из членов — Красин. Поэтому он покинул Лондон и прибыл в Москву.
Дни здесь выдались горячие. Февраль подходил к концу, а на 8 марта было назначено открытие Генуэзской конференции (впоследствии его перенесли на 10 апреля). Времени в обрез, работы по горло. Как говорил Ленин, Красин был занят «…дипломатическими делами перед Генуей, делами, которые требовали отчаянной, непомерной работы…»
Собирались по два раза в неделю. Обсуждение вели по 5—6 часов кряду. Домой удавалось выбраться только глубокой ночью.
Но он нисколько не уставал, потому что работа спорилась.
Всей подготовкой к конференции руководил Ленин. Работать же с ним было и радостно и легко.
Он мыслил настолько широко, что ничуть не стеснял мыслей другого. Напротив, всячески помогал им выйти на простор.
Работать с Лениным значило не приноравливаться к нему, а сотрудничать с ним. Поиски решений были совместными, а не так, чтобы он решал, а другой, выжидаючи, помалкивал (не ровен час промахнешься и не попадешь в тон).
Работать с Лениным значило искать, думать, творить, а не поддакивать. Если его взгляд расходился со взглядом другого, Ленин спорил — горячо, резко, непримиримо, в ходе самого спора еще глубже убеждаясь и еще крепче утверждаясь в правильности своей позиции.
И в конце концов побеждал. Доводами, аргументами, доказательствами, точно выверенными, до конца продуманными, а потому неопровержимыми.
Он побеждал силой авторитета, а не авторитетом силы.
Оттого работа с Лениным была и наслаждением и великой школой.
На редкость приятно было работать и с Чичериным. Это о нем писал Владимир Ильич:
«Чичерин — работник великолепный, добросовестнейший, умный, знающий. Таких людей надо ценить. Что его слабость — недостаток «командирства», это не беда. Мало ли людей с обратной слабостью на свете!»
Хотя с Чичериным Красина не связывало множество лет личного знакомства, как с Лениным, они быстро н хорошо сошлись.
210
Да иначе и быть не могло. Слишком близко походили они друг на друга, чтобы испытывать трудность отчужденности.