— Российская делегация, — говорил Чичерин, — намерена предложить всеобщее сокращение вооружений и поддержать все предложения, имеющие целью облегчить бремя милитаризма, при условии сокращения армий всех государств и дополнения правил войны полным запрещением ее наиболее варварских форм, как ядовитых газов, воздушной войны и других, в особенности же применения средств разрушения, направленных против мирного населения.
После выступления советского дипломата «надышанный толпою воздух зала, где в продолжение четырех часов не смолкали речи, словно прорезал электрический разряд», — писал Эрнест Хемингуэй, в те времена безвестный репортер канадской газеты «Торонто стар».
Однако добрая воля Советов не встретила поддержки западных держав.
На первом же заседании политической комиссии 11 апреля Чичерину, Красину и Литвинову был предъявлен меморандум экспертов Англии, Франции, Италии и Японии. Он требовал уплаты всех долгов как царского, так и Временного правительств, возврата национализированной иностранной собственности, отмены монополии внешней торговли.
Это был нажим, грубый и бесцеремонный. С целью закабаления Советской страны и установления в ней, как выразился Красин, «режима капитуляций».
Советские дипломаты вступили в борьбу. Была она острой и ожесточенной.
213
15 апреля Чичерин, Красин и Литвинов приехали на виллу Альбертис, резиденцию Ллойд-Джорджа. Здесь они встретились с руководителями делегаций западных держав.
Хотя Ллойд-Джордж всячески подчеркивал, что встреча «абсолютно неофициальная», протекала она в атмосфере все сгущающейся напряженности.
Чичерин с самого начала, во избежание кривотолков и ложных надежд, заявил, что принятие меморандума поставило бы русский народ в невозможное положение. И далее с непоколебимой твердостью прибавил, что не подпишется под документом, который требует возвращения частной 'собственности и накладывает на Россию тяжкое бремя долгов.
Если уж считать, то считать. Если вести речь о долгах, то следует говорить и о деньгах, которые задолжала Антанта России. А они, право, немалые — 39 миллиардов золотых рублей.
И советские дипломаты предъявили свои контрпретензии за ущерб, причиненный интервенцией.
Контрпретензии советской стороны союзники безоговорочно отвергли.
Встреча на вилле Альбертис закончилась тем, что Ллойд-Джордж от имени своих партнеров потребовал:
удовлетворить претензии иностранных собственников на имущество, национализированное в России;
выплатить довоенные долги (правда, соглашаясь при этом на их некоторое сокращение и отсрочку выплаты процентов);
дать не позднее 20 апреля ответ на все предъявленные требования.
Это был ультиматум, жесткий и непреклонный. Диктат вместо переговоров.
Нанося свой удар, руководители Антанты не подозревали, что их ждет контрудар.
Мощный и ошеломительный, он был нанесен советскими дипломатами на другой же день после встречи на вилле Альбертис. Хотя подготовлялся задолго и исподволь.
16 апреля в Рапалло Чичерин и министр иностранных дел Германии Ратенау подписали советско-германский договор.
РСФСР и Германия отказывались от всех взаимных претензий и восстанавливали дипломатические отношения друг с другом.
Рапалльский договор смешал все карты в пасьянсе, который руководители Антанты раскладывали столь долго и столь старательно. Они, не жалея сил и времени, сколачивали единый антисоветский фронт, а он оказался прорванным.
214
Рапалльский договор продемонстрировал миру, что Советское правительство готово нормализовать отношения с други-ми государствами, но нормализация возможна только на основе равноправия.
19 мая Генуэзская конференция закончила свою работу.
Красин покидал Италию с легким сердцем. Советские дипломаты везли в Москву успех, и немалый.
Делегация, как отмечалось в специальном правительственном постановлении, «правильно выполнила свои задачи, отстаивая полную государственную независимость и самостоятельность РСФСР, борясь с попытками закабаления русских рабочих и крестьян, давая энергичный отпор стремлению иностранных капиталистов восстановить частную собственность в России».
В Москве Красину удалось пробыть недолго. В июле он снова отправился в путь.
И снова в чужие края.
На сей раз в Голландию. В Гаагу.
Здесь шла международная конференция.
Как прекрасен мир в безграничной широте его многообразия!
И как уродливы те, кто пытается миром править, в узкой ограниченности их однообразия.
В Италии, где он только что побывал, море мягко плещется о берега, теплое и ласковое. А в Голландии в его хищных седовато-сизых бурунах выкупаешься разве только «в обнимку с самоваром», как ловко выразился Кржижановский, тоже прибывший на конференцию.
Недаром с редких пловцов не сводят глаз дюжие молодцы из спасательной команды в брезентовых бушлатах и в широченных прорезиненных шароварах.
Природа разная, а правители будто сшиты по одной мерке. Они, так же как итальянцы, поместили советских делегатов в роскошной гостинице и окружили плотным кордоном полицейских и шпиков.
Караулят. Следят. Бдят.