«Красин» во льдах

После чая в четыре часа в кают-компании собралось много народу. Джудичи с сигарой в зубах, как всегда, выстукивал на машинке свою очередную тысячу слов. Гуль продолжал пить чай, сидя в конце длинного стола. Массивный розовый Бегоунек медленно ходил из угла в угол. Маленький черноволосый Бьяджи и радист Экштейн беспрерывно чокались рюмками. Грустный Трояни смотрел в иллюминатор, за толстым стеклом которого виднелась белая масса арктического тумана. Чечиони полудремал в глубоком зеленом кресле. И, только когда Трояни вдруг начал философствовать о бессмысленности полярных пространств, о неразумности природы, создавшей эти пространства, Чечиони внезапно стряхнул с себя дрему и, морщась от боли, приподнялся с кресла и вышел, опираясь на свои новые костыли. Он не желал слышать, как оскорбляют его любимую Арктику.

На «Красине» было очень тесно: он вовсе не приспособлен для размещения стольких людей. Но Дзаппи настойчиво требовал, чтобы ему и Мариано отвели отдельную каюту.

Доктор Средневский лишь пожимал плечами и жаловался:

— Не знаю, что делать! Дзаппи хочет о чем-то говорить с глазу на глаз с Мариано. Но нет никакой возможности удовлетворить его просьбу. Ни одной свободной каюты! Ни одного безлюдного уголка! Их негде оставить наедине.

Сам Дзаппи не решался просить остальных спасенных удалиться из санитарной каюты. Так ни разу за все время Дзаппи и Мариано не оставались одни.

Мариано, по-видимому, отнюдь не горел желанием беседовать с Дзаппи. Но Дзаппи явно нервничал из-за невозможности остаться наедине со своим несчастным спутником.

Доктор Средневский и его незаменимый помощник, никогда не унывающий фельдшер Щукин, — два человека красинской экспедиции, которым были поручены заботы о спасенных. Семеро иностранцев, снятых с двух льдин, плававших в Арктике на большом расстоянии одна от другой, первое время находились целиком на попечении нашей немногочисленной медицинской части.

Через несколько дней Мариано и Бегоунек попросили у нашего врача разрешения воспользоваться его блокнотом. И вот что каждый из них написал.

«Италия». Командору Адалъберто Мариано.

Турин. Вот мой адрес, который я с радостью передаю прекрасному врачу Средневскому, которому я обязан за его уход, который вернул мне жизнь, и страстно желаю через будущее личное знакомство закрепить мою благодарность. Адальберто Мариано».

* * *

«Г-ну доктору Антону Средневскому, врачу на борту ледокола «Красин».

Нижеподписавшийся участник полярной экспедиции Нобиле, переживший катастрофу с дирижаблем «Италия» на северной широте 80°50' и долготе 27°5' к востоку от Гринвича, в 11 часов 30 минут 25 мая 1928 года, спасен русским ледоколом «Красин» 12 июля 1928 года, в 20 часов 24 минуты по гринвичскому времени, настоящим благодарит г-на доктора Антона Средневского, врача ледокола «Красин», за всю неутомимую и любезную помощь, оказанную мне, а также за его изумительную сердечность.

Моменты, пережитые нижеподписавшимся на борту «Красина», принадлежат к красивейшим в его жизни и являются незабываемыми.

Без помощи, которую оказали русские, семь человек были бы мертвы. Что сделала русская спасательная экспедиция, останется навсегда в истории гуманности. Д-р Франц Бегоунек. Государственный Радиологический институт, Прага, Подоли, Санатория».

В санитарной каюте жили, кроме Дзаппи и Мариано, Бегоунек, Вильери и Трояни. Для Чечиони нашлось место в отдельной каюте. Отдельную было решено предоставить ему как раненому. В санитарной каюте предполагалось еще поместить и Бьяджи. Но Дзаппи запротестовал:

— Бьяджи — сержант, а сержант не может быть в одном помещении с офицером!

Вначале Вильери, Бегоунек, Трояни с большей или меньшей охотой рассказывали о катастрофе «Италии» и жизни на льду.

Неожиданный приказ, полученный ими от итальянского правительства и предлагавший им воздерживаться от каких бы то ни было объяснений, заставил их стать еще более скрытными, чем прежде.

Вечером 13 июля Вильери, еще до приказа итальянского правительства, рассказывал о катастрофе:

— За много времени до аварии дирижабль начал тяжелеть. Он плохо реагировал на действие руля. Я все-таки думаю, что главная причина катастрофы — это потеря газа, который стал выходить из-за повреждения баллонов хвостовой части. Пропеллеры обледенели, с них срывались куски льда и, отлетая, разрушали оболочку дирижабля. Корма сильно накренилась книзу, дирижабль опускался. Мы пробовали сбрасывать балласт, но ничего не помогало. Дирижабль ударился о лед и кормой и носом. Должен сказать, что все надежды на наше спасение уже после того, как мы очутились на льду и похоронили Помеллу, я возлагал на Мальмгрена, который собирался достичь Кап-Норда и найти там промысловые суда.

— Простите, пожалуйста, господин лейтенант, — обратился к нему Шпанов, — что взяли с собой Мальмгрен, Дзаппи и Мариано, когда уходили от вас?

Вильери пожал плечами.