«Красин» во льдах

— Карл Павлович! Товарищ командир!..

Вахтенный не решался сказать то, в чем он сам не был совершенно уверен.

— Товарищ командир, там наверху… то есть на льду… в тумане… одиннадцать…

Командир с удивлением посмотрел на вахтенного.

Вахтенный выпалил:

— Одиннадцать человек, Карл Павлович. Семь наших, а четверо неизвестных!

Карл Павлович Эгги бросился наверх.

В туманной синеве по льду к борту корабля шли одиннадцать человек.

Амундсен? Алессандрини? Откуда люди в этих местах, на которые никогда не ступала человеческая нога?

Кто они, четверо незнакомцев?

Джудичи вытирал запотевшие очки, подставляя к ним бинокль, но в тумане видел не больше других.

Все одиннадцать шли вразбивку, некоторые отставали. Впереди шествовал мужчина в коротких, до колен, брючках, в брезентовой курточке и шапке с опущенными наушниками. Он курил трубку и легко двигался по льду на лыжах.

Человек подошел к штормтрапу, снял лыжи и ловко взобрался с ними на борт.

Гуль радостно окликнул его и бросился навстречу.

В полумраке можно было разглядеть лицо человека лет сорока, безбородого, худощавого. Потом по штормтрапу взобрались другие — три необыкновенные фигуры в шляпах с петушиными перьями. За этими тремя показались Чухновский, Страубе, Шелагин, Алексеев, Блувштейн, Кабанов, Юдихин.

Вильери горячо жал руку Чухновскому и говорил приветственные слова — по-итальянски и по-французски. У Чухновского лицо было покрыто копотью от костра, обросло бородой. Такой же вид был у всех его спутников.

Полярный Робинзон возвращается к людям

Человека в шапке с наушниками и в коротких брючках с обмотками звали Гиальмар Нойс. Доцент Адольф Гуль увлек его вниз, в кают-компанию.

Нойс снял свою брезентовую курточку и остался в жилетке поверх желтой сорочки без галстука. У него были соломенного цвета взлохмаченные волосы и красное, как у индейца, лицо в мелких морщинках.

Юношей Нойс покинул камни Андеснесса. В мореходном училище города Тромсё он обучился искусству мореплавания. В Тромсё он и женился. Там и сейчас оставались его жена и двое детей. Он не жил с ними. Шпицберген стал второй родиной Гиальмара Нойса, подобно тому как он стал второй родиной ван-Донгена, человека, как и Нойс, на всю жизнь захваченного неодолимой любовью ко льдам и холодному солнцу Арктики. Но если ван-Донген прожил пять лет в населенной части Шпицбергена, то Нойс предпочел безлюдный оледенелый берег Норд-Остланда.

Морские течения несут плавник — лес от сибирского берега к берегам Шпицбергена. Из плавника Гиальмар Нойс смастерил себе хижину на безлюдной земле и поселился в ней — самый северный человек в мире, обитатель хижины на краю белого света! Тринадцать лет Нойс прожил в необитаемой части Шпицбергена. В полном одиночестве он охотился здесь на оленей, голубых песцов и белых медведей. Раз в году, когда Шпицберген открывался для судов, Нойс на собаках привозил свое добро в Кингсбей и получал у приезжавших промышленников по триста пятьдесят крон за песца, пятьдесят крон за оленя и двести крон за шкуру медведя.

Нойс говорил:

— Мне эта земля, покрытая льдом, эти дикие мертвые острова и глетчеры, сползающие с их вершин, и одинокая жизнь доставляют счастье, которое не дается среди городов и обыкновенной жизни… Я пообещал самому себе двадцать пять лет такой жизни и, надеюсь, сдержу это слово.

Он постучал трубкой о край стола, вытряхнул пепел, снова набил трубку и, закуривая, сказал:

— У меня и у Танберга было десять собак, когда мы отправились с ним тринадцатого июня на поиски экипажа дирижабля «Италия». Мы покинули судно «Хобби», стоявшее в Валенбергбее, и пошли к заливу Рипсбей. Шестнадцатого июня нам удалось быть на Кап-Платене. Там мы устроили небольшой склад провизии. Семнадцатого были на острове Скорсбее, от которого двинулись на Кап-Норд. Еще издали, на большом расстоянии от залива Беверли-зунд, Танберг и я заметили судно «Браганца», зажатое в тяжелых льдах. Мы разожгли на льду дымовые шашки. С «Браганцы» нас увидели, и в течение пяти дней мы жили на судне. Двадцать третьего числа Танберг и я решили выйти на поиски группы Мальмгрена. К нам присоединились два альпиниста с «Браганцы», Альбертини и Маттеода. В тот же день мы добрались до Скорсбея и оттуда шли на знакомый нам мыс Кап-Вреде. В конце июня мы наткнулись на небольшой островок, который ни на одной карте не был отмечен. На островке оказалось оставленное капитаном Сора письмо, из которого мы узнали, что Сора с ван-Донгеном отправились на остров Фойн по льду, а третий их спутник, датчанин Варминг, почувствовал себя плохо и повернул обратно.

Мы шли по земле Норд-Остланда, так как лед уже становился ненадежным. Нам удалось дойти почти до мыса Лей-Смита. Дальнейший путь был прегражден спускавшимся с гор ледником. От Лей-Смита мы повернули обратно, дошли до Кап-Платена, надеясь догнать капитана Сора. Его мы не встретили, но обнаружили у Кап-Вреде следы его лыж. От Кап-Вреде наш путь лежал опять к Беверли-зунду, где по-прежнему стояла «Браганца», на которой мы встретились с Вармингом.