Красин

Оставлять неисправное оружие — значит подвергать дом опасности взрыва.

Буренин взял одну из бомб, положил в карман отцовой шубы и, наняв лихача, повез в военно-морскую техническую лабораторию на исследование к химикам — Альфе и Омеге.

Лихач, с шиком подкативший к подъезду, и роскошная енотовая шуба произвели на часового столь сильное впечатление, что он без звука пропустил богатого барина в лабораторию.

Однако химики по-иному отнеслись к незваному посетителю. Его появление средь бела дня, да еще с бомбой, да еще с неисправной, готовой вот-вот взорваться, было возмутительно неконспиративным.

Альфа и Омега категорически предложили Буренину немедленно убираться прочь и немедленно же уничтожить все три бомбы. На прощанье они пообещали потребовать от Красина отставки недисциплинированного боевика.

Время близилось к вечеру. Как на грех — Буренин был пианистом — в тот вечер предстоял концерт.

Он все же успел вызвать трех боевиков. Двое пришли и взяли каждый по бомбе. Но третий почему-то не прибыл.'

Так что одна бомба по-прежнему лежала на квартире, ожидая уничтожения.

До концерта оставалось не больше получаса. Делать нечего, пришлось облачиться во фрак, надеть лаковые штиблеты и все ту же шубу и выйти из дому.

Карман оттягивала бомба. Как избавиться от нее? Куда деть?

Самое лучшее — утопить в Обводном канале. Как говорится, все концы в воду. Но сверху не швырнешь — взорвется, наделает шуму. Стало быть, надо спуститься к самой воде. Так Буренин и сделал. Благо поблизости не было людей. На первых же шагах он поскользнулся, упал и покатился по крутому глинистому откосу. Единственное, что Буренин успел сделать, не растерявшись, — выхватил из кармана бомбу и держал ее на весу в протянутой кверху руке.

Почти у самой воды ему удалось другой рукой уцепиться за корневище.

Осторожно, потихоньку сползая, Буренин, наконец, приблизился к воде, опустил в нее бомбу, и она, булькнув, пошла ко, дну.

Весь перепачканный глиной, он с трудом, поминутно соскальзывая, на четвереньках выбрался наверх. Конечно, о концерте нечего было и думать.

Думать надо было о другом — о встрече с Красиным. Он не сулила добра.

И действительно, Красин был мрачен, сух и сдержано-гневен. Химики уже успели доложить о том, что произошло Буренин не стал оправдываться. Он повинился. Искренне чистосердечно. По мере того как он говорил, Никитич Юм чел — повинную голову и меч не сечет.

Когда же Буренин, не таясь, поведал о всех своих злоключениях на Обводном канале, Красин вдруг прыснул и расхохотался.

Грех да беда на кого не живут. Но впредь чтобы подобное не повторялось. В противном случае…

Он умел не только прощать. Он умел и взыскивать.

Химики, строжайшие конспираторы, жесткие поборники дисциплины, когда речь шла о других, становились много покладистее, когда дело касалось их самих.

И Альфа (Л. Пескова) и Омега (М. Скосаревский) изрядно тяготились своим положением. Глубокое подполье, куда загнал их Красин, томило и угнетало химиков. И Пескова и Скосаревский, в прошлом пропагандисты, рвались к более широкой, как они считали, партийной работе — в массы, на заводы и фабрики, на рабочие сходки и демонстрации.

Но Красин был непреклонен. Он требовал одного — полной отрешенности от повседневных партийных дел, абсолютной изоляции от внешнего мира,

— Вас беречь надо, — урезонивал он химиков. — Таких специалистов нет в партии. Да и охранка с такими, как вы, стесняться не станет. Вздернут, и конец.

И Альфа с Омегой скрепя сердце возвращались в лабораторию — продолжать будничную и неувлекательную, по их мнению, работу.

Они делали ее. Делали честно, добросовестно, самоотверженно. Однако мысли их находились вдалеке от тихих комнат технической лаборатории военно-морского ведомства. Они были устремлены к рабочим окраинам, туда, где бурлила и клокотала революция.

И вот, воспользовавшись перерывом в работе, они тайком от Красина вырвались на волю и устремились в рабочие кружки.

На втором же занятии Скосаревский был арестован. Хорошо еще, что забрали его не прямо с занятия, а на улице, куда рабочие успели окольными путями вывести своего пропагандиста.

Смятенная и подавленная сидела Пескова у Красина. А он, грозный, озабоченный, мерял комнату быстрыми шагами. И, посматривая исподлобья на Альфу, выговаривал: — Вы что, сударыня, с веревкой шутить изволите? Все эти хождения в кружки должны быть немедленно прекращены! Слышите? Не-ме-длен-но! И раз и навсегда! — Он круто остановился и призадумался. — А теперь — только бы спасти Омегу…

К счастью, спасать Омегу не пришлось. Через несколько дней он был выпущен на свободу за недостатком улик.

Химики больше ни в чем не перечили Красину. Они деловито и точно исполняли его предписания.

Он послал Омегу в Македонию, и тот некоторое время спустя привез образцы и чертежи болгарских ручных бомб-"македонок". Красин усовершенствовал их конструкцию, и подпольные мастерские и лаборатории стали успешно производить "македонки".