Моя бабушка по материнской линии всегда с гордостью говорила о том, что ее дети никогда не дерутся и не ссорятся. Я думала, что это признак хороших отношений, построенных на бесконфликтности и любви друг к другу. Но затем я услышала, как мой отец тихо пробормотал:
— Угу, они никогда не ругаются, потому что никогда не разговаривают друг с другом.
— Что ты сказал, Бенджамин?
— Ничего, мама.
Он всегда произносил это слово так, словно оно жгло ему язык. Свою мать он называл «мамуля».
Я помню, что и мои родители никогда не ссорились, только из-за Эйса. Когда у моей мамы было хорошее настроение, в доме сияло солнышко, раздавались звуки музыки, а в камине зимой, как правило, весело трещали дрова. Если мама злилась, она сидела в одиночестве и тишине, пока ее приступ хандры не проходил. Мне было несложно догадаться, когда в доме сгущались тучи.
— С тобой все в порядке? — Джейк положил руку мне на затылок.
— Да, просто захлестнули воспоминания.
Он кивнул в знак понимания.
Такси, которое мы поймали на Хикс-стрит, остановилось прямо перед входом в дом Эйса. Я не испытывала радости по поводу предстоящей встречи. Я очень сердилась на него за то, что случилось в прошлый раз. Но больше мне не к кому было обратиться с вопросами. Мой брат знал больше, чем говорил. Его пассивное поведение и агрессивные намеки были красноречивее слов. Я решила настаивать на откровенности. Я не собиралась уходить, не узнав правды, какой бы горькой она ни была. На этот раз точно.
У входа на этот раз никого не было. Хотя была только половина пятого, на улице уже стемнело.
Мы провели еще некоторое время в храме, раздумывая над тем, как нам обеспечить свою безопасность. Вероятность того, что нас снова начнут выслеживать, была довольно высока. В исповедальне мы даже заснули, прислонившись друг к другу и держась за руки. Мы оба ощущали смертельную усталость. Во время мессы мы проснулись и вспомнили текст на табличке: «Исповедь с четырех часов». Когда служба закончилась, мы поймали такси прямо возле храма и попросили водителя ехать в Ист-Сайд. Джейк постоянно оглядывался, проверяя, нет ли за нами слежки, после чего разрешил мне сообщить водителю адрес. И вот мы стояли перед домом, в котором жил мой брат.
— Так вот где этот дом, — произнес Джейк.
— Если это можно назвать домом.
Когда мы переступили порог здания, я заметила, что Джейк потянулся к пистолету, висевшему у него за поясом. Как и раньше, мне в нос ударила смесь какой-то химии, мусора и человеческих испражнений. Я крепче сжала руку Джейка. Сегодня дом был погружен в тишину. Он казался пустым и лишенным света.
— Все в порядке, — сказала я Джейку.
— Мне не нравится эта темнота, — ответил он.
Я вспомнила, какие ужасы ему пришлось пережить в детстве, и кивнула. Когда наши глаза привыкли к темноте, мы направились к лестнице, и под нашими ногами раздался скрип хлипких ступенек. Когда мы подошли к двери в квартиру Эйса, я заметила, что она открыта, и мое сердце начало бешено колотиться.
— Эйс? — позвала я.
Ответа не последовало.
Джейк вытащил пистолет и отошел в сторону, мягко отодвинув меня к себе за спину. На кровати кто-то лежал, но в темноте мы не могли различить даже очертания фигуры. Вдруг она слабо пошевелилась, и я услышала звук приглушенных рыданий.
— Руби? — позвала я, придвигаясь ближе.
Джейк пытался меня остановить, но я стряхнула его руку и шагнула вперед.
— Они забрали его, — тихо произнесла Руби, не переставая плакать.
— Кто забрал его? — становясь рядом с ней на колени, спросила я. Я не могла рассмотреть ее лицо. До меня доносилось только ее дыхание, отравленное сигаретным дымом.
— Я не знаю. Двое в масках. Они выбили дверь. Один из них больно ударил меня в челюсть.
Руби коснулась своего лица.
— Я потеряла сознание. Когда я очнулась, их не было, и Эйса тоже.
— С тобой все в порядке? — спросила я, осматривая ее челюсть, хотя это было довольно сложно сделать из-за темноты.
Она кивнула и посмотрела на меня глазами, полными слез.
— Они ничего не сказали? — спросил Джейк, по-прежнему стоя у двери.
— Они просили передать, чтобы вы прекратили лезть не в свое дело.
— Так и сказали? — не поверив своим ушам, спросила я.
— Да, сказали, что если вы оставите все, как есть, они отпустят Эйса.
Я не могла вымолвить ни слова, так как от волнения у меня сдавило горло. У меня снова появилось ощущение, будто мне снится страшный сон, и я хотела, чтобы он поскорее закончился.
— Это я во всем виновата, — сказала Руби. — Я просила Эйса помочь тебе. Я говорила, что он обязан рассказать тебе все, что знает. Он должен был защитить тебя.
— От кого, Руби?