Красивая ложь

Я сидела, держа в руках фотографию, и передо мной проплывала целая череда событий. Мне казалось, что мои воспоминания подобны марширующим солдатам. Я не могла понять, как теперь, в свете последних событий, мне воспринимать прошлое.

Я снова подумала о дяде Максе. Он был человеком-горой, огромным, как медведь. Ярким, как падающая звезда. У него в карманах всегда было полно конфет и других сладостей, которыми он нас с готовностью угощал. Он ассоциировался у меня с праздником. Дядя Макс водил нас с Эйсом на бейсбольные матчи и рок-концерты. Он всегда говорил «да», если родители говорили «нет». Он готов был утешить, прийти на помощь и развеять все наши сомнения и страхи. Те недели, которые мы проводили вместе с ним, когда родители уезжали, запечатлелись в памяти как самые счастливые. Иначе и быть не могло, потому что авторитет у детей легче всего заработать, если жить по их же правилам, то есть не признавать вообще никаких правил. Дядя Макс доказывал нам, что мир создан для удовольствия, и кто бы с ним не согласился!

Рядом с дядей Максом всегда была женщина. Не одна и та же. Но все они сливались в моей памяти в единый портрет: силиконовая грудь, шоколадный загар, прямые красивые волосы и высокие каблуки. Последний атрибут присутствовал неизменно, независимо от того, что было на женщинах — платья, джинсы или бикини. Лучше других я помню лишь одну подружку дяди Макса, да и то, так сказать, ее нижнюю половину. В нашем доме была вечеринка, кажется, по случаю дня рождения Эйса. Потолок в столовой был полностью скрыт из-за огромного количества шаров: красных, оранжевых, лиловых, голубых, зеленых. Я помню музыку, которая навевала мысли о карнавальном шествии. Смех, пролитая на ковер содовая, клоун, демонстрирующий свои волшебные трюки. Я так быстро завернула за угол, торопясь не пропустить ни минуты веселья, что со всего маху врезалась в длинную ногу, затянутую в джинсовую ткань. На меня с любопытством смотрела одна из подружек дяди Макса.

— Извините, — произнесла я, глядя вверх, но все, что врезалось мне в память, — это глаза, обведенные голубыми тенями, вытравленные белые волосы и нестерпимо яркий блеск для губ.

— Все в порядке, Ридли, — любезно ответила женщина и ушла. И тут я заметила, что на ней совершенно потрясающие красные туфельки, супермодные, суперсексуальные.

Я замерла в восхищении, представляя, как бы я себя чувствовала, если бы выросла такой красоткой.

— Послушай, Макс, — донесся до меня голос матери из кухни.

Я сразу поняла, что она не в настроении. Она сердито продолжила:

— Привести с собой на день рождения Эйса одну из этих. О чем ты думал?

— Я не хотел появляться в вашем доме один, — произнес дядя Макс. В тоне его ответа был скрыт какой-то смысл, но я не могла его расшифровать.

— Ерунда, Макс.

— Чего ты хочешь, Грейс? Прекрати добивать меня своими дурацкими проповедями.

У меня даже не было времени удивиться тому, что моя мама и дядя Макс могут так странно разговаривать, потому что в этот момент появился папа.

— А вот и моя девочка, — сказал он, поднимая меня на руки, хотя мы оба знали, что я становлюсь для этого слишком взрослой. Отец понес меня в кухню. Наверное, у него не было времени заметить, как Макс и мама быстро отвернулись друг от друга, и их сердитые лица как будто через силу озарились улыбками.

— Что вы тут делаете? — Мой отец говорил голосом абсолютно счастливого человека. — Надеюсь, что ты не ухаживаешь тайно за моей женой, а, Макс?

Они все рассмеялись, сознавая абсурдность подобного замечания. А затем пришло время праздничного торта, который заслонил в моей памяти все остальное. Так и бывает, когда тебе всего семь лет от роду.

* * *

Когда стены квартиры начали изрядно давить на меня, я приняла душ, оделась и вышла из дому. Я знаю, что люди думают о Нью-Йорке. Но я никогда не ощущала себя здесь в опасности. Пока Роза не предупредила меня о том мужчине. Я вдруг вспомнила, что не рассказала о нем ни Джейку, ни Эйсу. Я не знаю точной причины, по которой я скрыла это от них. У меня, наверное, такое отношение к жизни. Я верю в то, что иногда лучше всего проигнорировать какие-то события, и тогда их последствия тебя не коснутся. Очевидно, тот факт, что меня искал какой-то мужчина, переводил проблему в разряд трудно решаемых. Одно дело — получить письмо, и совсем другое — знать, что кто-то упорно разыскивает тебя. По второму сценарию угроза становилась явной, но я не была готова предвидеть последствия. Я не могла бы вынести ограничения своей свободы.