Красиво разводятся только мосты (СИ)

Демьян дважды заваривал Авроре свежий чай. Михаилу Николаевичу дважды приносила кофе ассистентка. После каждой чашки он курил. Сидя в клубах сизого дыма, смотрел на Аврору поверх очков цепко, бесстрастно и ничего не комментировал.

Только когда узнал всё, что на сегодня запланировал, и отключился, Аврора без сил рухнула на спинку дивана. Что два часа просидела на краешке с прямой спиной, она и не заметила.

— Матёрый дядька, — прокомментировал Демьян. — Сколько ты ему платишь?

— Нисколько. Мне его Абрамов подарил, — выдохнула она. — Помнишь который…

— Которому ты жизнь спасла в самолёте, — кивнул он. — Уровень чувствуется. Этот тебя в обиду точно не даст. Надо почитать про него.

— Я уже почитала. Бизнесмены. Политики. Бандиты. У него богатый послужной список.

В горле пересохло. Аврора залпом допила остывший чай и встала.

— Знаешь, до этого момента я ещё малодушно надеялась: найдётся какое-то логическое объяснение, что меня оправдает, что-то обязательно всплывёт, я не сяду в тюрьму, всё не так безнадёжно, — стояла она по центру комнаты, глядя на яркую картину с тропическими мотивами, но мысли метались далеко от экзотических цветов. — А сейчас поняла: во мне говорили страх и трусость. Я действительно допустила ошибку. Непростительную. Низкий уровень тромбоцитов. Я должна была перепроверить, убедиться, что были физиологические причины. А я этого не сделала. И оправдания мне нет. Я взялась делать операцию по резекции желудка женщине, которой нельзя было ложиться под нож. Даже под лапароскопический, тем более для проведения бариатрической операции, то есть операции не по жизненным показаниям, а ради снижения веса.

— Так может, в её случае это было одно и то же? — смял пустую банку из-под пива Демьян. Словно мяч в кольцо, кинул в урну навесом. Попал.

— При её весе, возрасте и всех испробованных способах похудеть, возможно. Но умереть ради этого, — Аврора покачала головой. — Я не перепроверила, не отложила операцию, что-то не увидела. Мне казалось, я помню всё о каждом своём пациенте, разбуди ночью и не ошибусь. И так гордилась этим. Но, видимо, что-то просмотрела, — до хрипоты сел её голос. Аврора опустила голову. — Всё чёртова самоуверенность. Понадеялась на память, отвлеклась...

— Ты в этот день узнала, что муж тебе изменяет? — предположил Демьян.

— Нет, несколько дней спустя, когда уже началась шумиха, — она упёрлась руками в край длинной тумбы. С другого края стоял чайник, кружки, бутылки с водой, лежали пакетики с чаем и кофе. — Совсем девчонка, но уже модель нижнего белья, как я потом узнала, она словно решила меня добить — явилась со своими сиськами четвёртого размера, длинными ногами и обличающими снимками в самый разгар всего. Когда меня всюду подкарауливали журналисты, люди на улицах показывали пальцами, плевали в спину, а то и в лицо, поднялась вся эта волна негатива в прессе.

— Может, тебе не показалось? Именно этого она и хотела — тебя добить. Или не тебя, — прищурился Демьян. Каким-то очередным новым прищуром. Стальным, холодным, давящим.

— Что ты хочешь сказать? — оттолкнулась от тумбы Аврора, выпрямилась.

— Вот мне, например, не пришло в голову установить камеру, потому что я никому не собирался предъявлять наши с тобой снимки, и уж тем более тебя ими шантажировать, а эта совсем девчонка…

Демьян умышленно не договорил, давая Авроре возможность додумать, но тут и к гадалке не ходи, ясно: совсем девчонка подготовилась. И видимо, чего-то добивалась от Романовского, но так и не добилась, раз исполнила угрозу — сообщила его жене об их связи.

— А Иванова? — спросил Демьян, открывая вторую банку пива. — Её ты в итоге прооперировала?

— Ариадну? Нет, — Аврора покачала головой. — Я отказалась. Не знаю, обратилась она потом в другую клинику или нет, но ушла, громко хлопнув дверью.

Демьян кивнул. Кадык ходил по длинной шее, пока он пил. В банке шипело и булькало.

— А из-за чего умерла Островская? — он вытер рот тыльной стороной ладони. Его интерес к Ариадне так и остался для Авроры непонятен, но она не стала расспрашивать. На душе и так стало тошно и как-то пусто, что ли. Тоскливо. Скорбно. Уныло.

— Перестала сворачиваться кровь, — ответила она. — Если бы я увидела раньше. Если бы своевременно поняла: что-то неладно, возможно, сразу остановилась бы. Но обзор у камеры ограниченный. И особенность инструмента, которым делается операция — он не просто режет, — показывала Аврора Демьяну буквально на пальцах, как человеку бесконечно далёкому от хирургии и слова подбирала такие же, попроще, стараясь не использовать профессиональные термины, — а прижигает, сплавляет, сваривает края ткани, то есть не оставляет открытых сосудов, крови почти нет, чтобы сразу понять: что-то идёт не так.

— То есть риск кровотечения в любом случае был минимальный? — уточнил Демьян.

— Именно так я и говорю пациентам на консультации, — она горько усмехнулась. — Но край всё равно подшивается, прокалывается иглой, стягивается нитью. И я уже заканчивала шить, делала ревизию полости, когда поняла, что, видимо, повредила крупный сосуд.

Глава 32