Красиво разводятся только мосты (СИ)

На что бы ни рассчитывал парень, между ним и Авророй теперь стоял Демьян. И замечательно, если бы ни на что не рассчитывал, и Демьян ошибся, но всё же не зря он перенёс вылет и приехал.

— Ну что? Все в сборе? — Бодрый голос гида не спутать ни с каким другим. — Тогда занимаем места и в путь!

Демьян пропустил Аврору вперёд, но она настояла, чтобы он сел у окна. Он и не возражал.

Их пальцы сплелись, встретившись на подлокотнике.

Большой комфортный микроавтобус мягко тронулся с места.

— Вот, вот это дерево у бывшего гастронома, маньчжурский ясень, посадил Арсеньев, — привстала гид, едва он выехал на одну из центральных улиц. Защёлкали камеры. — Там даже памятную табличку недавно установили. Таких деревьев осталось всего два. Второе растёт возле Утёса. Если смотреть на Утёс с Амура, то с правой стороны, — показала она руками.

— Ну надо же, — искренне удивился Демьян. — Я даже знаю, где это.

Аврора улыбнулась и ткнулась лицом в его плечо.

— Я так рада, что ты приехал. Надеюсь, ты не пожалеешь.

— Я не пожалею, — ответил он уверенно, поцеловал её в макушку и глянул на блондина, что сидел от них через проход.

Глава 34

Все хитросплетения жизни Владимира Клавдиевича Арсеньева, писателя, путешественника, этнографа, исследователя Дальнего Востока и военного востоковеда, кроме тех, что были описаны в программке, так и остались для Демьяна тайной — под громкий голос гида, гул двигателя и шорох шин Кораблёв бессовестно уснул, ткнувшись головой в стекло.

И проспал всю дорогу до нанайского села Сикачи-Алян.

Дружба Арсеньева с проводником, охотником, гольдом Дерсу Узала — главным действующим лицом нескольких повестей писателя, роман с Маргаритой Соловьёвой, дочерью друга Арсеньева, наполовину француженкой младше его на двадцать лет и ставшей его второй женой — тоже прошли мимо Демьяна.

Не сказать, чтобы он расстроился или испытывал угрызения совести — всё это, конечно, занятно, но его мало интересовало. Раньше говорили: скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Сейчас: покажи, что у тебя в истории поиска.

У Демьяна в любой поисковой системе были ролики об элях и статьи об Авроре Романовской. Аврора и скандинавские легенды. Аврора и состав мёда. Аврора и фруктовые дрожжи.

Авроры явно было больше. И Демьяна это, мягко говоря, настораживало.

Как и другие странные вещи, что он вдруг стал делать. Например, истово отпираться. Честным голосом с честными глазами (если бы жена их видела) он уверял, что никого у него тут нет, чего обычно не делал. Женщины у него, конечно, были и до Авроры, и она была права: ни об одной он особо не распространялся, но не настолько. Отшучивался, выдавая правду за вымысел. Приукрашал, рассказывая чего не было. Ему не впервой врать, и хладнокровно сообщать правду — тоже. Но ни одну тайну Демьян не хотел сберечь так сильно, как эту.

Зачем? Почему? Скорее уж, наоборот, надо бы честно признаться, как призналась мужу Аврора. Но он словно хотел защитить Аврору от жены: от злых слов, оскорбительных намёков, грязных предположений, на которые обычно не скупиться та. Она уже сделала Авроре больно, даже не зная её, походя, легко, запросто. Оттолкнула с дороги и не оглянулась. На что Полина способна, если будет в курсе, что Демьяну дорога эта женщина, он даже думать не хотел.

Ничего он не сказал про Аврору и сестре, с которой всегда был близок. Той тоже лучше не знать, кто эта тётяшпиён, которая так понравилась Есеньке — она прожужжала Нине все уши.

Всё это и, главное, чувства, что Демьян испытывал, ставили его перед сложным выбором: надо или срочно заканчивать, или наоборот.

«Наоборот» подразумевало развестись с женой и предложить Авроре, больше, чем Демьян сейчас имел, а, возможно, даже больше, чем мог. Подразумевало бороться. Бороться за неё до конца — с Романовским, с системой правосудия, с оголтелой прессой. Бороться и победить. Отвоевать у всех и… сделать ей невыносимо больно. Потому что, чёрт побери, Демьян знал секрет, который вынужден хранить, но который обязательно всплывёт, если они будут вместе.

Пока ждали гида, Демьян, с посветлевшей после сна головой, хоть и слегка помятый, и не слегка погруженный в раздумья, вышел из тени знания на солнце.

В администрации посёлка Сикачи-Алян (этнографический музей находился там же, в цокольном этаже) шла торговля товарами народного промысла — тапочками с меховой опушкой, сувенирами, картинами, сделанной своими руками бижутерией. Они с Авророй прошлись по рядам и снова вышли на улицу.

Аврора терзала допотопный телефон-автомат под пластиковым козырьком пожарно-красного цвета, чудом сохранившийся на стене здания администрации: нажимала на кнопки, требовала в трубку «Алло, девушка! Соедините меня со Смольным».

Демьян улыбался, подставив лицо солнцу.

— Давайте, я вас сфотографирую, — услышал Кораблёв и открыл глаза. — Вы так эпично смотритесь, — наставил на Аврору все три камеры своего навороченного телефона блондин.

С лица Демьяна как рукой сняло улыбку.