— Как же это волшебно звучит: приди и обними, — вздохнул он полной грудью, словно до этого и не дышал вовсе. Все две недели, как они расстались, не дышал. — Уже иду. Говори куда.
Аврора назвала адрес.
— Достоевского? — удивился он. — Я сейчас еду на Рубинштейна, четыре. В Угрюмочную. Это в десяти минутах от тебя... Тут такое дело. Надо друга поддержать.
— В Угрюмочной?
— Для него сейчас место, на двери которого большими буквами написано «УГ» — самое то.
— А что с ним случилось?
— Говорит, жене изменил. Слушай, может, ты с нами? Я как раз писал тебе, когда он позвонил, поэтому как бы…
— Я первая? — засмеялась Аврора.
— Ты со мной.
— Встретишь меня?
— Спрашиваешь! Я за тобой заеду.
Такси остановилось у закрытой подворотни, где Аврора куталась в тонкую курточку, одевшись явно не по погоде.
Демьян вышел из машины.
Аврора узнала бы его в плащ-палатке, в маскировочном халате, в совершенно тёмной комнате по оглушающему стуку сердца, по вспотевшим ладоням, по пересохшим губам, но он был в короткой кожаной куртке, а на тёмной улице горели фонари.
И только его руки. Его запах. Его тепло. Почему это было так знакомо и так похоже на сон?
Он просто обнял, просто ткнулся в шею, вдохнул, тихонько промычал: «М-м-м…Как же я скучал!», а жизнь словно включили. Она закипела, забилась, потекла.
Закричала: «Я есть! Я — твоя! Не откладывай меня на потом! Я — прекрасна!»
Глава 51
Аврора нечасто бывала в питейных заведениях. Точнее, бывала только в одном — израильском стритфуд-баре, поэтому ей трудно было оценить размер «Угрюмочной» объективно, но первое слово, что пришло на ум, когда они вошли — маленькая.
Второе — атмосферно.
С потолка среди перевёрнутых рюмок свешивалась верёвочная петля. У входа на плечиках висела «Плакательная жилетка». Синим пламенем для двух девчонок бармен поджёг шоты.
Там же за барной стойкой сидел друг Демьяна.
— Что пьёшь? — бесцеремонно заглянул в его стакан Демьян.
— Так вот, — ткнул тот рукой в меню.
— Джин, ром, текила, цитрусовый ликёр, — прочитал Кораблёв состав. — Ясно. — Обнял Аврору за плечи: — Знакомься, мой друг Поэт. Моя Аврора, — представил он.
От его «моя» перехватило дыхание. Но судя по тому, что друг не удивился, Демьян его предупредил.
— Артём Котов, — протянул руку Поэт.
— Аврора Романовская, — кивнула она, пожав его тёплую ладонь. — А почему Поэт?
— Об этом позже. Сколько он выпил? — вопрос Демьян задал бармену.
Тот, видимо, заглянул в счёт.
— Это второй.
Демьян удовлетворённо кивнул. И предложил пересесть в уголок.
Аврора вспомнила, что в двух шагах отсюда находится бар, куда они каждую годовщину ходили с Романовским, но не стала об этом думать. Сегодня к чёрту воспоминания!
— Так, нам салат «Неверный муж», — сказал Кораблёв, покосившись на Поэта. — Коктейль «Подкаблучник» …
— Издеваешься? — покачал тот головой.
— Ничего личного, просто читаю меню. Рор, ты что будешь? — спросил Демьян. А когда она пожала плечами, кивнул: — Понял, как обычно, на мой выбор.
Аврора засмеялась.
— Ты выбрал меня. Я доверяю твоему вкусу.
— Ответ не женщины, богини, — улыбнулся Демьян. Уточнил: — Без алкоголя.
Аврора читала в газетке-меню анекдоты, пока он делал заказ.
«— Вали к своей шлюхе — пусть она тебя кормит. Шатаешься хрен знает где, а жрать сюда приходишь, кобель!
— Какая-то вы странная официантка…»
А когда перед ними стали появляться гранёные стаканы со шприцами, наполненные малиновой жидкостью и демократичные пластиковые тарелки с закусками, Демьян подтолкнул Поэту салат:
— Давай закусывай и рассказывай. Давай, давай.
— Да что рассказывать? — проигнорировав еду, с отчаянием сунул тот руки в волосы, взъерошил и без того торчащие в разные стороны, как у клоуна, русые вихры. — Сам не знаю, как вышло. Я же её сто раз видел Милку эту. И сиськи эти её, — показал он на себе грудь неплохого размера, — и задницу её щекастую, — сделал тот же жест, только пальцами от себя. — А тут как нашло. Ни черта не соображаю, кроме того, что хочу её, дуру. Ну и лопатками к стене, юбку задрал. И всё, — он уронил голову на руки. — Что я наделал! И главное, зачем? Мне эта Милка даром не нужна. Я жену люблю. У нас дети. А теперь… как домой идти и не знаю.
Демьян подвинул Авроре стакан, как она поняла с «Кровавой Нюрой», без водки: томатный сок, табаско, вместо сельдерея кусочки ананаса на шпажке.
Но ей неловко было пить, когда человек так убивается. Неловко за то, что она подобных угрызений так и не почувствовала (технически у неё, конечно, другой случай, но всё же). Неловко, что рука Демьяна, его близость, его тепло были сейчас важнее всех страданий на свете.
— Что мне делать, Дёмыч? — поднял Поэт на Демьяна мутные от горя, несчастные глаза.
— А Милка — это кто? — задал Кораблёв хороший вопрос.
Аврора уже представила себе тётку под сорок, вульгарную, ярко накрашенную, что-то среднее между официанткой из какого-нибудь привокзального заведения и проституткой.
Ответ её удивил.
— Дочка переводчика нашего, ну ты знаешь, который на пяти языках один шарашит.
— Е-е-гипетские предания, — покачал головой Демьян. — Ей восемнадцать-то есть?