Красиво жить не запретишь

Вечер прошел точно по схеме Жукровского; ужин, беседа, преферанс. Раздражали развязанность и глупость сына профессора, здорового детины, подчеркнуто не жалующего симпатичную мачеху. Но Жукровский умел не замечать того, чего не следовало. И в первую очередь чужие семейные проблемы. Достаточно своих.

Уже темнело, хотя на часах полвосьмого. Что прикажете делать одинокому, бездомному мужчине в большом городе в восемь вечера и далее? Ресторан? Не то настроение, к тому же бездарно — завалиться вечером одному в ресторан. Прилипнет шушера. Такого бессмысленного, тоскливого вечера в его жизни не бывало.

Резко не нравилось собственное настроение, душевный скулеж. Прошел энергично несколько кварталов, вскочил в троллейбус. К дому, где жила Зина, приблизился со стороны двора. Где-то рядом должны быть гаражи, склад тары. Неужели опоздал? Время еще детское, гастрономы открыты. Да вот же они!

— Привет честной компании!

— Что надо? — отозвался тот, что помоложе, с испитым, мятым лицом.

— Дело есть.

— Ты кто, легавый?

— Разве похож?

— Не похож. И какое же дело? — заговорил маленький, сухонький человек неопределенного возраста, доставая из тарного ящика сначала пустой стакан, за ним бутылку-гранату «Аромат степу», опорожненную на две трети.

Жукровский кожей ощутил, что не готов к общению с этими то ли бомжами, то ли алкоголиками-хрониками, что и он явно раздражает их. На мгновение стало по-настоящему страшно: не ждет ли его самого, тоже отныне отверженного, схожая участь? Нет, еще не вечер. Ежели и пустили по его следу милицейскую свору — не равносильна ли такая погоня охоте с дворнягами? Побрешут — шума много, и только.

Если даже допустить, что его все же задержат — схватят, арестуют он даже в мыслях обходил подобный лексикон а произойти такое может только случайно, он способен защитить себя. Без труда докажет, что был в другом конце республики в день убийства старухи. И вообще никуда, ни от кого не скрывался, поехал достать деньги — после того, как старуха дважды по-крупному надула его и несчастных родителей: во-первых, ребят не приняли в институт, во-вторых, эта старая стерва прикарманила деньги. Детали можно отработать, еще не вечер — не вечер жизни. Заговорил спокойно, взвешенно:

— Дело у меня мужское, без ста грамм не разберемся. Я — командировочный, — и Жукровский выложил на тот же ящик красненькую.

— Как, учитель, проявим сочувствие? Хоть фраер мне сильно не нравится. Сбегать?

— Погоди, про дело еще узнаем.

— Может, примем сначала? Когда и выпить, как не в командировке? — пытался овладеть ситуацией Жукровский.

— Дело давай!

— Я почему выпить сначала хотел? Разговор у меня, можно сказать, личный, к первому встречному с ним не полезешь. Сам бы взял, только, не зная города, добрый час прохожу.

— Лады. Сбегай, Серый… Мужик, видно, человек. Со всяким бывает — выпить надо, а понять тебя некому.

— Так я пошел. Закусь какую взять? — вопрос был адресован Жукровскому.

— Возьми, пожалуй, — при мысли, что ему придется пить такую блевотину, как в опустевшей на его глазах бутылке — тот, что помоложе, отлил из нее в стакан, остаток влил в себя из бутылки, Жукровского передернуло. Он протянул алкашу — теперь, разглядев, сомнений относительно основного занятия этого молодого человека не оставалось — еще пятерку. Передать, подумал, в данной ситуации хуже, чем поскупиться. Алкаш исчез. Зоркий глаз врача лишь на мгновение задержался на человеке, неспешно устроившемся на деревянном ящике. Тоже алкоголик, бесспорно. Но речь, жесты… И эта кличка — Учитель. Тот же, усевшись, жестом пригласил Жукровского: садись, не стесняйся. Сел.

— Курите? — вынул из кармана куртки «Столичные», зажигалку.

— Стараюсь пореже, кашель по ночам донимает — стаж курильщика побольше трудового. Но давайте закурим.

Закурил. Помолчали. Наконец:

— О деле вашем можно потолковать сейчас.

— Собственно, ничего особого. Я в командировки часто сюда наезжаю — тянет. Здесь, рядом, женщина живет, землячка, давно у нас с ней. У нее всегда и останавливаюсь. Мужик — геолог, редко дома бывает. Утром сегодня прилетел, позвонил Зине. Жду, говорит, вечером. Промотался день по делам, после шести, как чувствовал, перезвонил ей. Мужской голос ответил. Муж? А я даже о гостинице не подумал. Черт с ним, переживу, где-то переночую. Есть и другое опасение. Зина в «Интуристе» работает, тряпки любит, как-то доллары у нее видел. Вдруг там никакой не муж: не должен был вернуться.

— Всякое бывает. А, может, сосед заглянул?

— Сосед за трубку телефонную не станет хвататься.

— И то верно. Вернется Серый — сходит в разведку. Хотя, по мне, свободных баб хватает.

— О коммунистической морали поговорим? — настроение Жукровского продолжало падать, зол был на себя: ничего лучшего не мог придумать — муж, любовница. Армянский анекдот. А этот старый гусь не очень-то клюет на его подкормку.

— Я, гражданин хороший, зарекся кого-либо поучать. Тридцать с лишним лет учил молодое поколение. Результат: в пятьдесят семь — инвалидность и сто рэ пенсии. Гуляй, Вася!

— Я сразу понял, с кем имею дело, иначе не заговорил бы.