Пока он спал, Фудзико бросила его и сбежала. На плотские наслаждения был наложен запрет. Каору тяжело вздохнул и пожалел о том, что провалился в сон. Только он подумал: «Наконец-то у меня появилась уверенность – меня любят», как Фудзико превратилась в иллюзию. «О-ох!» – Каору за всю свою жизнь так тяжело не вздыхал. Вместе со вздохом того и гляди улетучится вся его жизненная энергия. От жажды объятий в груди все сжималось. Он хотел вернуться в сон и привести туда Фудзико. В постели еще оставался ее слабый запах. На простынях – очертания ее тела. На подушке лежал длинный черный волос. Каору зарылся лицом в подушку, он звал Фудзико по имени и пытался вернуть ее тело. Перед тем как уснуть, он чувствовал ее рядом, он желал ее… Внизу живота разливалась ноющая боль. Его мужская сила восстановилась и искала выхода, только что с того, кому она сейчас нужна? Чтобы избавиться от напряжения, которое возрастало, усиливая боль, Каору терся телом о место, где только что лежала Фудзико. Он прогнулся в пояснице, нанося удары снизу вверх, сжал подушку, тяжело, прерывисто дыша… и испачкал простыни.
За окном простирался огромный темный лес. Каору увидел, как из этого леса улетает стая ворон.
4.3
Несколько дней спустя к Каору пришел Ино. В тот вечер, когда концерт закончился, Каору внезапно исчез куда-то, а они с Кумоториямой, Андзю и Ёсино ждали его там, где договорились. В итоге вечеринка без виновника торжества не состоялась, а они поспорили, разойдясь во мнениях, где был Каору и что делал. Ино хотел разузнать, чья догадка оказалась верной, да заодно и посоветоваться с Каору о некоем разгоняющем скуку дельце.
Каору показался Ино гораздо увереннее, чем раньше. Ино пристально уставился на него, размышляя о том, что, оказывается, если с лица Каору убрать нерешительное выражение, то он выглядит очень даже благородно. Каору угостил Ино вином и сыром и провел во флигель, где раньше жила бабушка.
Ино упомянул о концерте, поделившись своими странными впечатлениями:
– Нужно завоевать мир твоим голосом призрачной женщины. Хотя вообще-то голос у тебя печальный.
– Вот как? Должно быть, я, потомок несчастных женщин, несу за плечами их неосуществленные мечты, поэтому и голос у меня такой, – сказал Каору, не поймешь – то ли в шутку, то ли всерьез, и засмеялся. Ино любил его беззаботный смех.
– Пожалуй, тебе и правда нужно было стать певцом. И в Европе и в Америке должны услышать твой голос. Ты, наверное, собираешься объездить с ним весь мир?
– Откуда мне знать, что будет дальше! – Каору был резким, как всегда. Похоже, для него успех на концерте – то же самое, что выигрыш в лотерее в соседней лавке. Казалось, он замыслил что-то более грандиозное: раскопать богатую золотую жилу. Ино стало страшно: если, разочаровавшись в делах мирских, Каору устремится в иные сферы, то наверняка произойдет что-то невероятно зловещее и дурное. Пока нет никаких предзнаменований, когда и при каких обстоятельствах случится подобное, но Ино хотелось при этом присутствовать, и он не прекращал наблюдать за Каору. О себе Ино знал: у него нет ни решительности, ни желания действовать. А у Каору такое желание было. Зато стоит только чему-то начаться – и тут Ино на коне: уж различных приемов и способов решения проблем он мог напридумывать сколько угодно.
– А что ты делал после концерта?
Ино знал за Каору привычку погружаться в глубокие раздумья. Наверняка он хотел один насладиться успехом после концерта, болтаясь по питейным заведениям окраинных районов, решил Ино. Кумоторияма нарисовал себе образ донжуана: Каору обходит дома фанаток один за другим, к утру оприходовав девиц пять, не меньше. Ёсино предположила: вне всяких сомнений, он ночью отправился на могилу родителей. Андзю же угадала: Каору догнал Фудзико и уехал вместе с ней.
– В ту ночь я напился. Все остальное привиделось мне во сне.
– Ты, наверное, был вместе с Фудзико.
– В номере на столе осталась записка от нее, на постели – ее запах.
– Да ты, видно, так увлекся, что и себя не помнил!
Ино догадался, что блеск глаз Каору – свидетельство любви к Фудзико. Каору никогда прежде не делился с Ино своими любовными переживаниями. Пока его чувства к Фудзико были спрятаны глубоко в сердце, считай, ничего и не начиналось. Теперь, слушая признание друга, Ино понимал: чувства Каору наконец стали приобретать очертания, позволявшие назвать их любовью.
– Поздравляю, если можно так сказать.
Впрочем, вид у Каору был совсем не радостный, Ино едва не поперхнулся своими поздравлениями.
– Фудзико приняла твои ухаживания? В смысле она любит именно тебя, а не кого-то там другого?
– Я плохо помню, что случилось в самую важную ночь. Когда я проснулся – ее уже не было.
Ино знал: у Каору такая привычка – бесстрастно говорить о себе, будто о ком-то другом, но он не мог удержаться от комментариев:
– Держи себя в руках, раз у тебя появился сильный соперник.
– Ты о чем? – не понял Каору.