Красивые лица

Мы уткнулись в стену, и Меланхолик замолк. Он прощупал стену и попросил помочь открыть дверь. Она не была тяжелой. Но новое помещение, в которое мы попали, мне совсем не нравилось. Мрачно-зеленоватое освещение. И сырость.

- А младший?

- Что?

- А младший – Матвей?

- Владелец телеканала и главный продюсер этого шоу.

- Понятно.

- У них нет семей: жен, детей. Вряд ли есть подружки. Десять лет они конструировали этот дом. Сейчас их труд окупился сполна.

- За счет чего? Я думала, здесь только траты. Посмотри на эту махину! Это ж не дом. Это целый особняк. Или даже дворец!

- Ты ошибаешься. Траты значительно меньше прибыли. Дизайнерская одежда, эксклюзивная мебель, первоклассная еда – все это реклама поставщиков и спонсоров.

Одежда.

- Сегодня же будет маскарад! – вспомнила я.

- И что?

Я поразилась его безразличию.

- А то. Получается, мне ты помогаешь сбежать, а как же остальные?

Из-за угла появился Смерч. Меланхолик пропустил мой вопрос мимо ушей и радостно почесал пса за холкой.

- Меланхолик, - громко окликнула я, - нечестно спасаться вдвоем. Если тут так опасно, как ты говоришь, то мы обязаны помочь другим.

Он плавно выпрямился и посмотрел на меня. Пристально и раздраженно.

- И почему в этот раз меня можешь видеть ты, а не какой-нибудь умный взрослый человек?

- Стоп, стоп! – вспыхнула я, задетая за живое. - Я не дура.

- А я это и не утверждал.

- И что значит, могу тебя видеть?

- Пораскинь мозгами, мелочь.

- И ты туда же. Все упрекают меня мои возрастом, снобы старые.

Парень несколько минут молча изучал меня. Губы поджал. Размышлял, наверное, что со мной делать.

- Ты не смотрела первый сезон, да?

- Мне родители не разрешали.

- А второй?

- Часть одной из последних серий.

- То есть ты ничего не знаешь.

- Чего не знаю?

Он посмотрел себе за спину. Ласково потрепал пса и позвал:

- Пойдем, познакомлю тебя с Белозубым.

- С кем?

- Аля, - не выдержал парень, - просто иди за мной.

Хорошо. Я сдалась. Без особого энтузиазма поплелась за ними – Меланхоликом и Смерчом.

Мы прошли небольшой подкосившийся тоннель и вышли к бассейну. Теперь понятно, откуда сырость и зеленоватые оттенки – отсвет от плиток. Но вот откуда мерзкий гнилой запах? Я огляделась по сторонам. Грязновато, не более.

- Он наполнен черной икрой.

- Почему ее не уберут, она вся скисла.

- В доме проведена вентиляция, вытяжки и кондиционеры плюс ароматизаторы воздуха. Почему не убирают? Потому что любят смотреть.

Парень подвел меня ближе к краю бассейна. Не знаю, какой он глубины и кто его делал. Но даже в таком виде, он шел не вниз, а вверх. То есть край его был мне по грудь.

- На что смотреть? И кто любит?

- Братья – основатели. На что? Приглядись.

Я как могла напрягала зрение, но тщетно. Тогда Меланхолик вздохнул и подошел к бортику с другой стороны.

- Смотри! – велел он.

И, Боже мой, я увидела.

У меня перехватило дыхание.

Сжало глотку.

Спазм.

И без особых усилий весь завтрак выплескался на пол рядом с бассейном.

Меланхолик равнодушно наблюдал мои мучения. Помочь не стремился. Утешить – нет. Успокоить – нет. Ни одного доброго слова. Девушке при нем стало плохо, а он молча наблюдал.

- Извращенец, - прошипела я, вытирая рот тыльной стороной ладони.

- Я хочу тебе помочь, - вздохнул Меланхолик. – Кто-то должен все это прекратить. Три сезона. Полтора года. Тридцать человек. Включая пока живых, всего двенадцать – живы. Они любят извращенную смерть, им нравится смотреть. Не обращала внимания, как только погибает участник, минут десять его фотографируют камеры с разных ракурсов.

Я уставилась на парня снизу вверх и не верила своим глазам. И ушам тоже. Он утверждал, что все здесь настоящее, никаких подделок. И тело в бассейне с черной икрой – тому подтверждение.

- Как он, - я кивнула на бассейн, - там оказался?

- Это Белозубый со второго сезона. Он был тщеславным малым. Как и все, верил в свою победу. Считал себя элитой. Строил из себя «золотого мальчика». Ему предложили съесть всю эту икру. Черная икра осетра. Куда элитнее?

- И чт-то с ним случилось?

- А ты не видишь? Захлебнулся. Если тело остается в хорошем качестве, а не разрублено на мелкие куски, то они его не убирают. Им нравится смотреть. Комнаты закрывают. Подстраивают температуру, и гниение замедляется.

К своему ужасу я держалась за бортик бассейна. Мне все еще было дурно.

- Но я не понимаю… Как ты все еще жив?

По всему его виду стало ясно: этого вопроса он и боялся. Надеялся не услышать.

Сверху громко задвигали мебель. Потолок задрожал. Местами посыпалась штукатурка.

- Нужно вернуться. Маскарад скоро.

И не желая слушать возражений, я по памяти поспешила назад.

«Барби, 20»: