Эйден смотрел, как Таш уверенно вышла из тесной раздевалки, и понимал: она притворяется. Она, как и он, потрясена. Интересно, чем?
Видит Бог, в семействе Мур, если ты усердно игнорируешь что-то, оно просто перестает существовать. Статус-кво в конце концов возвращается, и нет необходимости сдирать кожу с эмоциональной раны. Надо переждать.
Эйден только один раз до этого видел мать в таком же состоянии, как сегодня вечером. Точнее, не видел, только слышал через систему вентиляции, как она рыдала в винном погребе, когда он сидел рядом со своей детской кроваткой, обхватив руками коленки и прижав ухо к вентиляционному отверстию. Это было двадцать с лишним лет назад. Поэтому он не знал, что делать сегодня вечером, видя, как мать, которую он обожал, разваливается у него на глазах. Разве что послать ее к чертям и разъяриться. И искать выход. Непогрешимая логика Таш лишила выхода, который он планировал, пришлось менять тактику. Поцеловать Таш – лучшая идея, как ни крути. Воспламенить кровь, подчинить своей воле. Некое интенсивное удовлетворение, селективная анестезия. Правда, невозможно ощущать боль и желание одновременно.
От этого темно-шоколадные глаза Таш сначала загорелись сопротивлением, затем растаяли от страсти. Ему импонировала ее капитуляция, интригующая смесь покорности и ожидания. До тех пор пока она не начала бить противника его же оружием.
– Сынок!
Эйден отвернулся от отца и направился к бару.
– Позже, папа.
– Нам нужно поговорить.
– Позже.
Отец замедлил шаг, остановился, Эйден почувствовал, как его взгляд прожигает дыру у него в спине, пока он заказывал самую большую порцию бурбона. Тоже неплохая селективная анестезия. Эйден отпил и повернулся лицом к отцу, но тот исчез в толпе. Тогда он просканировал зал в поисках кого-то другого. Россыпи светлых волос. Нашел. Таш превосходно справлялась с задачей игнорировать его, хотя, скорее всего, точно знала, где он находится. Она улыбалась, разговаривая с гостями праздника, склонными к полемике, но даже через зал Эйден видел: ее улыбка лишь видимость. Это доставляло ему удовольствие. Вот ведь каков негодяй, знает же, что в ответе за эту хрупкую улыбку! Не исключена, конечно, изощренная месть за то, что он, отвлекая ее от отца с помощью поддельного интереса, сам попался на удочку.
Глава 5
Таш отвела глаза от футбольного поля за окном и снова сосредоточилась на Натаниэле.
– Значит, вы никогда ему не рассказывали?
Натаниэль резко одернул полы пиджака, взглядом скользнув по многолюдной корпоративной ложе к Эйдену, беседующему за столом с двумя мужчинами.
– Как я мог? Он мой сын.
Таш понизила голос, хотя и знала, что Эйден не услышит их в шумном помещении по другую сторону стекла.
– Но он все равно узнал?
– Эйден был таким тихим ребенком, потому люди говорили больше, чем следовало, в его присутствии.
– А каким еще он был?
Натаниэль прищурил глаза при ее вопросе, но затем выражение лица смягчилось, он предался воспоминаниям тридцатилетней давности, глядя поверх ее плеча.
– Он был потрясающим мальчиком. Вдумчивым и внимательным к другим. Любил учиться. Был сосредоточен, глубоко во все вникал уже тогда.
– И что же с ним произошло?
Лишь только эти слова сорвались с губ, Таш поняла, насколько они бессердечны.
– Не стоит его недооценивать, Таш. Эйден эмоционален, у него очень тонкое ощущение добра и зла. Иногда эти чувства вступают в конфликт.
– Это распространяется и на его отца?
Натаниэль опустил глаза.
– Я знаю, вы остановились в гостинице. Избегаете офиса?
– Он вырос с этими сплетнями в отсутствие фактов.
У Таш с Эриком Синклером так не сложилось, а хотелось.
– Вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы рассказать ему, как только он станет взрослым?
– Его хорошее мнение для меня слишком много значит.
– Вы должны были понимать, что он смог бы все выяснить самостоятельно. И ваша жена тоже. Если не на прошлой неделе, то в любое другое время.
Натаниэль кивнул:
– Понимал. Думал, смогу отложить это, проконтролировать. – Он смотрел куда-то через ее плечо. – Довести дело до конца.
Его стон утонул в одобрительных возгласах блестящего момента игры на поле. Таш скорее увидела это по тому, как ссутулились его плечи, чем услышала.