Краски прошлого века

Трехэтажный дом с пяти– или даже шестиметровыми потолками, затейливыми переходами и лунообразно вытертыми ступенями пологих каменных лестниц. Темное гулкое помещение с многопудовой дверью на старинном блоке с грузами, хранящее в своих мрачных углах пыль прошлого века. Обитель нелегких и нерадостных знаний с раскиданными по непонятному принципу аудиториями, крошечным буфетом (где в большую перемену удавалось съесть изумительно ресторанный салат «Оливье»), спортзалом с галереей, полуподвальным гардеробом и усталыми люминесцентными лампами, что сутками напролет гудели, трещали и моргали в закопченных бессветных коридорах.

И аз грешный, приехавший туда вечером с целью уже не помню для чего отыскать своего недолгого матмеховского приятеля Олега Мохова.

Я – в возрасте 17 лет 10 месяцев и 6 дней.

Заканчивающий свой первый курс, витающий в эмпиреях юности и находящийся в перманентной эйфории чувств – и даже безнадежно влюбленный в свою одногруппницу, ленинградку и генеральскую дочь.

Великолепный, в модной по тем временам рубашке с цветными разводами и упоительно длинноволосый: военная кафедра начиналась только на втором курсе.

Я, жадно пьющий чашу жизни и ощущающий все ее вкусы.

Вот теперь можно приступать к изложению события.

* * *

В тот день я заехал на матмех довольно поздно.

Входя в здание, машинально поглядел на часы. Было без десяти семь. В вестибюле стояла непривычная тишина.

Я поднялся по лестнице на второй этаж, подошёл к расписанию. Там всегда толпился народ, но сегодня и тут было пусто. Я заглянул подряд в несколько аудиторий. На жёлтых столах играло солнце, валялись бумажки, шпаргалки, окурки, везде царила небывалая пустота. Решив подняться на 3-й этаж и проходя к лестнице, на площадке между 1-м и 2-м этажами я увидел одиноко стоявшую девушку в синем плаще.

«Интересно, что она тут делает?»

– подумал я.

– «Ведь в этом крыле, похоже, никого нет.»

Поднявшись на 3-й этаж, обнаружил, что и там пусто. Спускаясь по лестнице, я думал, где же найти Мохова и тут ли он вообще. С этими мыслями я дошёл до 2 этажа и вдруг…

Девушка, минуту назад стоявшая на площадке, лежала ничком на каменном полу, неудобно подогнув руки.

В одно мгновение я слетел по пролёту и, наклонившись над ней, спросил:

– Что случилось?

Ответа не последовало.

Тогда я осторожно поднял её за плечи.

Тело безжизненно обвисло в руках, голова беспомощно откинулась назад. Лицо было бледно и перепачкано в крови. От виска по шее текла тонкая струйка крови.

Я подтащил ее к лестнице, положил плечи на ступеньку, а под голову сунул портфель, валявшийся тут же.

Вдруг она открыла глаза и медленно отчетливо произнесла:

– Зачем вы сделали это… Я хочу умереть…

И вновь потеряла сознание.

Я понял, что нужно действовать решительно и оперативно.

Делом секунд было добежать до вахты. Узнав ситуацию, вахтёр растерялся. Тогда я схватил телефон и судорожно набрал скорую…

– Вызов принят. Ждите,

– ответили на том конце.

Я выскочил на улицу и встал на краю мостовой.

Минуты через 4 из-за угла вывернула «Скорая» с красной полосой, остановилась возле меня, взвизгнув тормозами, из нее выскочили пожилой врач и молоденькая сестра.

– Возьмите чемодан,

– сказал врач.

Я схватил его и повел их внутрь.

– Не бегите так, мы не успеем,

– сказала сестра.

Когда поднялись к месту происшествия, девушка уже пришла в себя и сидела на ступеньках, вокруг неё суетились две гардеробщицы.

– Зачем приехали…

– прошептала она.

Взглянув, врач скомандовал:

– В машину,

– и, взяв с двух сторон под руки, мы повели ее осторожно вниз.

– Не надо ничего,

– повторяла она, по запачканному кровью лицу текли слёзы.

Доведя до машины, мы положили её на носилки, и врач начал осмотр, попросив меня подождать.

Минут через 5 он открыл дверь и сказал:

– Падение с высоты. Обморок. А вы что-нибудь видели?

Я изложил всё, что видел.

Выбежавшая гардеробщица положила в машину плащ и портфель.

– Где тут можно позвонить?

– спросил врач.

Я повёл его на вахту. Там уже неизвестно откуда собралась толпа. Пока я рассказывал, в чём дело, врач дозвонился, сказал:

– В Куйбышевскую больницу,

– и вышел.

Когда все успокоились и вышли на улицу, машины уже не было.

«А, может, и вообще ничего не было?»

– подумал я.

Поднялся на ту площадку за оставшимся портфелем.

На каменном полу алело пятно крови…

* * *

О доблестях, о подвигах, о славе…

Не забывал я, хотя теперь не вспоминаю.

А лицо…

Лица в оправах (простых и затейливых)… лица без оправ, стоящие на столе… лица, висящие на стене, лежащие между страниц записной книжки…

Их было много; ОЧЕНЬ много – так много, что иной на моем месте забыл бы все без следа.