Красна Марья

Мария Сергеевна часто оставалась дома с Любочкой, но и она, осторожно поощряемая мужем, в праздник Преображения Господня поехала на подворье. Во время литургии Марию Сергеевну охватили смутные воспоминания раннего детства — и все показалось уютным: так же пахло ладаном и раздавались возгласы на церковнославянском. Она покосилась на правую — мужскую — половину храма: там, с рыженькой Любочкой на руках, высилась рослая фигура Алексея; он неотрывно смотрел на алтарь и изредка крестился, чуть отодвигая дитя от плеча. Сережка с ребятишками тем временем присел на солею.

Когда Мария Сергеевна, впервые со времен детства, приобщилась Святых Тайн, она явственно ощутила, как мгновенно полыхнуло внутренним пламенем — и разом стало легко до невесомости, будто на крыльях взлетела.

Возвращались они домой просветленные, хоть и уставшие от долгого пути. Возникло ощущение полноты жизни и чего-то важного, свершившегося в этот день. Хотелось со всеми быть милыми и добрыми. От избытка чувств Наталья Кляпина завела «Степь да степь кругом», Алеша с лысоватым Михаилом подтянули — Мария Сергеевна снисходительно улыбалась на них, а буквально светящаяся от счастья Капитолина укачивала малютку.

Алексей обыкновенно обходил тему веры, только иногда деликатно касаясь ее в разговоре с супругой, но этой ночью, прижимаясь трепетными губами ко лбу жены, шепотом признался, что рад за нее. Еще недавно он не мог и представить, чтобы она решилась приступить к сокровенному… Мария Сергеевна серьезно и даже недоуменно глянула на него:

— Что же в этом удивительного, Алеша? Возвращение к православию — не конец ли нашим бессмысленным метаниям по свету? Пожалуй, это закономерно — не правда ли?

* * *

На вольных деревенских просторах у Капитолины опять проявилась тяга к стихотворчеству — неумелому, нескладному, но горячему и искреннему. Однажды, подскочив с кровати далеко за полночь, не в силах сдержать творческого зуда, она долго черкала в блокнотике — и наутро гордо продекламировала Алексею и Марии Сергеевне:

Облака, словно ватные хлопья,
Заклубились в густой синеве.
Вдоль по полю скачу я галопом,
Ветерок мне в лицо — любо мне!

Конским потом пропахли штанины,

Скину все — брошусь в озера глубь,
И платки кружевной темной тины
Заколышут озерную грудь.

И прохладные свежие струи

Обласкают все тело пловца.
Изможденные зноем, пригнули
Свои ветки к воде деревца.

В свою кожу впитал столько солнца,

Грудь в горячем труде просмолил:
Словно чашу вина я до донца
Это лето так страстно испил!

Алексей был польщен тем, что стихотворение Лина посвятила ему, и, неопределенно похвалив «поэтессу», вышел задать корма скоту. Мария Сергеевна, дождавшись, пока они останутся одни, бережно придержала Капитолину за локоть, усадила возле себя и, мягко поощрив ее порыв, стала деликатно растолковывать, что понадобятся годы, чтобы первые стихи вылились в зрелое творчество. И для этого нужны дар Божий, терпение и усердие. Лина поняла — и не обиделась.

— Ты знаешь, а ведь Алексей тоже пишет… песни, — после паузы призналась Мария Сергеевна.

— В самом деле — Алексей? И какие же?

— Разные: есть глубокие, о войне, иногда озорные, но всегда — неожиданные.

Капитолина чуть помолчала, размышляя над услышанным:

— Признаться, вы меня приятно удивили, Мария Сергеевна.

— Да, Алеша самобытен… Я поговорю с ним, чтобы вечером исполнил что-нибудь свое… для души.

Глава 6

Лина познакомилась со Степаном, когда Алексей позвал того подгребать на покосах, — и сразу полюбила славного паренька с льняной головой и открытым, по-славянски широким веснушчатым лицом. Она сочла нужным навестить и Дарью, уведомив об этом внезапно помрачневшего Алексея. Провожая Степку домой, она предоставила гордому доверием мальчугану самостоятельно править конем. По дороге, проявляя неподдельный интерес, она выспрашивала у него про незамысловатые ребячьи радости и приключения и сразу расположила его к себе.