Красна Марья

Дарья сперва приняла девушку недоверчиво, но постепенно оттаяла, глядя на открытое милое лицо и отметив заботливое отношение к Степушке. В эту ночь Лина заночевала в гостях. Отвечеряв и оглушив себя стаканом выставленного в честь гостьи самогону, обильно расточавшего ярый сивушный дух (Лина только из вежливости пригубила из толстой стопки граненого стекла, стараясь скрыть гримасу отвращения), хозяйка, по-бабьи подперев щеку рукой, завела жалобные песни, упиваясь своим горем и утирая концом платка пьяные слезы. А потом Дарья раскрылась Лине и почти до утра проговорила с ней, изливая наболевшую душу. Капитолине приходилось нелегко: она желала дать Дарье возможность выговориться, одновременно стараясь так направить разговор, чтобы убедить озлобленную женщину не осуждать и тем паче не слать сопернице проклятий. Но это ей не удавалось.

— Хоть бы она померла, окаянная, — ожесточенно шипела в ответ Дарья.

Когда робким свечным огарком затеплился бледный рассвет, в кухонное оконце звонко забарабанили — женщины вздрогнули от неожиданности. Лина выскочила на крыльцо и принялась горячо извиняться перед Алексеем, который, беспокоясь за пропавшую «сестренку», пешим протопал ночною дорогой в Осиновку.

Через несколько дней Лина вновь навестила Дарью. На этот раз хозяйка держалась напряженно и неприветливо — ей было неловко за свою давешнюю откровенность с малознакомой барышней. Не пригласила зайти в хату. Не взглянула она и на привезенную в подарок шелковую косынку. Зато Степан, завидев из чердачного оконца подъезжавшую к дому телегу, вихрем слетел по лестнице — и застенчиво, с мальчишеской грубоватостью и плохо скрываемой радостью ответил на дружеское рукопожатие Лины. Когда же гостья разложила перед ним на дворовой скамейке льняную белую рубаху с красным воротом, он изумленно взмахнул ресницами счастливых и удивленных глаз — и вдруг, схватив подарок, по-детски непосредственно умчался — примерять… Дарья наблюдала за ним, снисходительно усмехаясь, но только терпела присутствие Капитолины. Та скоро поняла это и, извинившись, уехала, что, впрочем, не помешало ей через день заявиться снова — с огромной корзиной крупной спелой черешни.

— Это что ж — все нам? — недоверчиво глядя, пытала Дарья. — Можа, половину назад отослать?

— Вам-вам! — счастливо улыбаясь, уверяла Капитолина. — У меня еще много осталось!

Она умолчала о том, что накануне отбатрачила целый день за эту корзину на хуторе у пана Добровски.

Дарья немного помолчала, потом произнесла, размышляя вслух:

— Так что ж… Варенья, рази, наварим — Алексей прошлый месяц цельный мешок сахару завез…

— Вот-вот! — подхватила обрадованная Лина. — А зимой с чайком-то побаловаться!

Дарья благодарно взглянула на нее и пригласила в дом. Что-то осмыслив, она была в этот раз более дружелюбна и угощала гостью парным молоком. Лина приняла пенящуюся кружку и, мысленно попросив у Бога прощения — шел Успенский пост, — разом осушила, чтобы не огорчать улыбавшуюся Дарью.

— Вкусное, — переводя дух и утираясь, с благодарностью призналась Лина.

— Небось в городе и нет такого, а? — присовокупила польщенная хозяйка.

— Ну откуда же…

— Вот так-то! Пей, пока есть! — И Дарья с решительным видом нацедила ей через чистую ветошь вторую кружку.

Лина с ужасом глянула на огромную кружищу сытного молока и, подавив вздох, покорно выпила. У нее весь день потом словно бочки пустые внутри катались и угрожающе урчало в животе.

С этих пор Дарья была неизменно рада ее посещениям, зазывала Лину «повечерять» и выхватывала из рук веник или лейку, когда Линка бралась помочь по хозяйству:

— Неча уж! Мы сами тут со Степкой после управимся… А ты нынче — гостья, cтало быть, принимай почет…

Раз и навсегда наученная отцом Серафимом, Капитолина умела разглядеть в людях лучшую сторону — «образ Божий», и Дарья, почуяв это, потянулась к ласковой девушке, неизменно излучавшей солнечную жизнерадостность. Дарья находила отдушину в общении с ней. Капитолина же на пытливые, с ревнивым оттенком, расспросы о семейной жизни Ярузинских отвечала уклончиво, в общих чертах — то, что и так было известно в селе, избегая подробностей, могущих ранить или искусить измученное Дарьино сердце. Исподволь она направляла мысль женщины к осмыслению жизненных событий в духе любви, но та была слишком озлоблена и такого взгляда пока не воспринимала…

Когда пришла пора расставания, Алексей запряг лошадь, чтобы лично проводить «сестренку» до города, хотя и так сыскалась попутная оказия до Пряшева. Накануне отъезда Сережка все вертелся возле, норовя поучаствовать в сборах.

— Может, еще вот это возьмешь, Лин? — приговаривал он, пытаясь всучить ей то голову сыра, то яблоки.

Софья Павловна горячо ее перекрестила, а Мария Сергеевна сердечно пожала руку — и порывисто обняла. Уважив, подошли проститься Кляпины и другие поселяне. Босоногая ватага деревенских ребят залезла в телегу и с километр провожала. Потом ребятишки соскочили и долго махали вслед.

Глава 7