Гарнитура издала царапающий звук на полковой частоте, словно старая грампластинка.
— Это «Урал пять». Я в беде. Засада. Здесь засада. Меня окружают!
Первый батальон попал в беду. Безарин ждал, что ответят из штаба полка. Ничего. Безарин понимал, что сейчас ничем не может помочь соседу, кроме как вести бой на пределе своих возможностей. Но его беспокоило то, что не было вообще никакого ответа от Тарашвили или еще кого-то из штаба.
— Дистанция семьсот пятьдесят, — собрался с силами Безарин. Британский танк стоял ровно на линии огня. Он искал цель, вращая башней из стороны в сторону.
— Огонь!
Вспышка озарила британский танк. Башня перестала вращаться.
— Это второй. «Ладога», это второй. Я потерял два танка.
Рощин был близок к панике.
— Продолжай двигаться, второй. Просто продолжай двигаться. Веди огонь. Все в порядке. — Но Безарин знал, что с мальчишкой далеко не все в порядке.
— Я «Урал-пятый», всем, кто меня слышит. Нужна помощь, срочно помощь.
— «Урал», я «Ладога». Слышу тебя. Но только помочь ничем не могу.
— «Ладога», можешь достучаться до полка? Меня рвут на части.
— Я попытаюсь. Но я ничего от них не слышал.
Безарин откашлялся, прочищая огрубевшее от заполнившей танк гари горло. Он попытался вызвать штаб полка. Ответа не было.
— Цель, дистанция шестьсот, — крикнул Безарин наводчику, заметив еще один вражеский танк. Его сильно нервировала эта смертельная игра в прятки между волнами и вихрями дыма. — Справа!
— Боже мой! Господи! Они убьют нас всех!
Это был Рощин. Теперь Безарин точно знал, что мальчишка потерял самообладание.
— Рощин, — ответил он. — Возьми себя в руки. Веди бой, сукин сын, или они убьют тебя.
Безарин вспомнил, насколько одиноким и неуверенным мальчишка был утром. Но сейчас он не мог жалеть его, он ощущал только злость. Рощин должен был делать свое дело, жизни многих людей зависели от него.
— Пятьсот… Огонь!…Подкалиберный… Поправка, четыреста пятьдесят… Огонь!
Его танк резко выехал из облака дыма в болезненно яркий дневной свет. В оптике Безарин увидел три британских и четыре его собственных танка, обменивавшихся огнем на предельно малой дистанции. Пока он смотрел, танки уничтожили друг друга в самоубийственном бою.
— Дымы! — Выкрикнул Безарин, шаря по собственным пультам.
— Цель…
— Готов, козел!
— Третий, как слышишь меня? — вызвал по рации Безарин, чувствуя, как в нем нарастает отчаяние.
Ничего.
— Ты где, третий?
Вместо Даглиева вернулся Рощин со своими мольбами о помощи. Безарин холодно приказал ему убраться из эфира. В оптике Безарина появился вражеский танк, настолько близко, что казалось, они столкнуться.
— Цель слева! Бей его! — Крикнул Безарин наводчику.
— Слишком близко!
— Огонь!
Поле зрения Безарина заполнила вспышка взрыва. Они попали в британский танк первыми. Он ощущал слабость, тошноту, сердце билось так, что, казалось, вот-вот взорвется.
— «Волга первый», я «Ладога»… Это твои смешались с британцами у вершины?
— Это первый. Я все еще в дыму. Там, наверное, второй.
При упоминании этого позывного, Рощин вернулся в эфир. Он просто плакал.
— Они все ушли, — сказал он. — Все ушли…
Наводчик Безарина вскрикнул. Британский танк разворачивал башню прямо в них.
— Вперед! — Крикнул Безарин. — Огонь!
Он понятия не имел, какой снаряд был в казеннике, если был там вообще.
Взрыв высек веер искр из маски пушки британского танка. Через мгновение тот дал задний ход, не стреляя. Безарин испытал желание добить его и методично поправил наводчика. От следующего снаряда британский танк остановился, из-под его крыши повалил дым. Рощин тем временем натурально плакал, словно лишившись рассудка. Безарин проклинал сопляка, даже желая, чтобы британцы пристрелили его и заставили заткнуться. Он опасался, что паника Рощина станет заразительна.
— Рощин, — сказал Безарин, отбросив положенный порядок радиопереговоров. — Рощин, возьми себя в руки. Ты все еще жив. Ты можешь дать отпор. Все нормально.
Безарин не был уверен, что парень, что-то бессвязно бормочущий, понял его.
Вдруг Безарин вышел из себя.
— Рощин, твою мать, не заткнешься, я тебя сам пристрелю. Ты меня понял, трусливый кусок дерьма?!
Рощин мгновенно пропал из эфира. Механик-водитель танка Безарина едва избежал столкновения с другим советским танком, когда они въехали в последнее облако дымовой завесы. Механик остановил танк, пропуская другую машину. Безарин использовал эту паузу, чтобы помочь наводчику догрузить снаряды в автомат заряжания.
Рощин снова вернулся в эфир. Но на этот раз в его голосе было больше самообладания.
— Они за нами, — рыдал он. — Вражеские танки зашли мне в тыл.
— А мы за ними, придурок, — ответил Безарин. — Просто стреляй.
Кикерин, механик-водитель, вернул танк в движение, бросив Безарина на стенку. Придя в себя, он попытался восстановить связь с батальоном.
— Первый, где тебя черти носят?
— Не могу говорить, — ответил Воронич. Он говорил задыхаясь. — Ведем бой с целой ротой противника. Похоже, они потерялись в дыму.
Нормально. По крайней мере, Воронич вел бой.
— «Волга третий», это «Ладога пятый».